Площадка около лифта была немаленькой, но все-таки не была рассчитана на подобные сборища. Как обычно мрачный крокодил Гена что-то наигрывал на потертой гармоники, периодически прислушиваясь к тому, что ему пытался нашептать из-под уха не выспавшийся Чебурашка. Дядя Федор скармливал бутерброд за бутербродом разволновавшемуся Матроскину, который одни глазом наблюдал, как Шарик что-то сосредоточенно пишет в твитор. Печкин делал вид, что читает позапрошлогодний журнал, который нашел у себя в почтальонской сумке. Колобки, как обычно хихикали и шикали друг на друга в дальнем углу, откуда вовсю несло куревом. Гарантийные человечки осторожно жались к стенке, чтобы, не дай Бог, не наступили. Все богатыри на площадку не влезли, толпились где-то на нижнем пролете, а вперед вытолкали разнаряженную Бабу-Ягу с хлебом-солью и разожравшимся Котом-баюном.
Наконец дверь лифта, построенного неведомыми истории лифтерами сразу после измены Евы Адаму, с апокалиптическим скрежетом разъехалась и серьезный серафим в ливрее лифтера ласково вытолкнул на площадку смущенного и взволнованного старичка. Все невольно замешкались, включая даже совершенно бесцеремонных Колобков, но Чебурашка решительно шагнул вперед и ухватил лапкой старика за мизинец:
- Пойдем, тут совсем недалеко.

(с) Dmitry Gololobov