.Конец восьмидесятых. Юноша-призывник, приходит в указанный день на медкомиссию. Но так как юноша не просто призывник, а таки с фамилией Фриман, то он приходит к концу рабочего дня, шоб народу было поменьше и не париться в очередях.
Проходит он медкомиссию и у последнего врача выясняется, что вояка со всеми личными делами уже свалил в военкомат. И Фриман оказался последним.
-Ладно,- глядя на невысокого, курчавого мальчика, говорит врач и делает строгое, даже где-то угрожающее лицо,- ты сейчас всё одно идёшь в военкомат, возьми своё дело и отдай заместителю военкома, твои все уже там.
-Хорошо, - безразлично говорит Фриман, перед глазами которого уже проносятся сладостные предчувствия портянок, дедовщины и мытьё сортиров своей зубной щёткой, берёт своё личное дело и уходит.
По-пути в военкомат, Фриман вдруг соображает, что личное дело-то сейчас находится у него в руках. Прописка у него Ленинградская. И...что?
Он останавливается у уличной бочки с пивом и мучительно обдумывает создавшуюся ситуёвину. А после второй кружечки, он решает, что мучительные размышления он, пожалуй оставит дядям из военкомата и медкомиссии, берёт своё личное дело подмышку и идёт себе домой.
К его бабушке, у которой он тогда жил, из военкомата приходят с угрозами за уклонение только через 5(!)лет, когда Фриман уже спокойно заканчивает университет в родном Питере, а Украина уже очень самостийная, совершенно отдельная страна. Бабушка с лёгким сердцем посылает их таки нахуй и советует обратится в министерство обороны России.
В первый раз, за всю её жизнь, бабушку Фриман назвали москалькой, но под ноги плюнули, при этом, как и всегда.