Дворник Ефимыч плеснул в мутный граненый стакан остатки воды, выпил залпом, зажевал куском теплого противного сала, хрустнул огурцом и уставился в окно. За окном, в доме напротив, праздновали Новый год жиды. Старенький сморчок, размахивая пейсами, канючил мерзким голосом какую-то белиберду, остальные жиды время от времени гнусаво подвывали "аминь".
Ефимыч сплюнул и грязно выругался.
Взял метлу и вышел во двор.
Первые звезды мягко мерцали в темном небе, вечерняя прохлада располагала к производительному труду и метла, подчиняясь умелой руке, быстро собрала мусор в кучу.
Во двор выбежал соседский жиденок и, увидев Ефимыча, стал тыкать в него пальцем и радостно визжать: "Гусский, гусский!".
Счастье, что пархатая мамаша его вовремя утащила, а то Ефимыч за себя уже не ручался.
Открылось на втором этаже окно, и высунулась оттуда довольная морда соседа Мишки.
- Ефимыч! - заорал Мишка. - Дуй к нам, хряпнем по двести!
Ефимыч поднялся.
Хряпнули.
Спели "По Дону гуляет казак молодой".
На сердце полегчало.
Через час умиротворенный Ефимыч вернулся домой. Поставил метлу в угол. Взглянул в окно. Жиды все еще пели, но уже не казались такими противными.
- А, черт с ними! - подумал Ефимыч. - Пора за науку.
Он сел к столу, раскрыл учебник и, с трудом разбирая буквы, стал читать вслух:
- Ицхак талмид хадаш. Сара мора това...
До окончания ульпана бывшему директору завода, а ныне дворнику Семену Ефимовичу Бронштейну, оставалось еще долгих пять месяцев..."
Shana tova umetukah!