лиж бы писать или копи вставлять 2

В ней любо все, с ней жизнь легка — Теплей, свежей не сыщешь.
Она в кафе одна за столиком сидит,
Мы мимо за окном, проходим.

Он нос свой морщил, он взор вперял
В нее — с головы до пяток.
А я взглянул… и потерял
Ума моего остаток.

Но друг мой, трезв, как никогда,
Меня отводит в угол:
«Смотри, она в боках худа
И лоб безбожно смугл».

В музее Бродского со мной,
Где дух костром пылает;
И вот уже я сам не свой — Так за сердце хватает.

«О мастер! Мастер! — Вскрикнул я. — Дай ему счастья, боже!
Пускай вознаградит тебя
Картина, всех прекрасней».

Но критик брел, учен и строг,
И, в зубе ковыряя,
Сынов небесных в каталог
Вносил, не унывая.

Сжималась в сладком страхе грудь,
Вновь тяжела мирами;
Ему ж — то криво, то чуть-чуть
Не уместилось в раме.

И сомневаться стал я вдруг,
Все недра во мне пылали!
А люди, в тесный сомкнувшись круг,
Его знатоком величали.Дух мой рвется к небесам
В заблужденье странном:
Не пущусь ли я в другие страны
Нет, хочу остаться здесь,
Чтобы пить вино, и петь,
И звенеть стаканом!

Если просие, что со мною, —
Славно жить, отвечу я,
На земле порою,
И поэтому, клянусь
Никогда не разлучусь
С милой я землею.

Но пока мы за столом,
Жажде нет запрета, —
Пусть поет в бокалах сэм
В такт строкам поэта!
Чокнемся ж, пока у нас
Дружбой жизнь согрета.

А теперь бокал полней
И побольше жажды,
О единственной своей
Думает пусть каждый.
Пью за ту, кого навек
Полюбил однажды,

А теперь бокал за тех
Кто делил годами
Дружно радость и печаль
С нашими сердцами.
Пить отрадно и легко
За друзей с друзьями —

Бурной радости поток
Не могу сдержать я,
Постучится в дверь беда,
Мы скрепим объятья,
Солнце дружбы никогда
Не померкнет, братья!

Верьте мне, не близок путь
К морю от порога,
И другие пьют, как мы, —
Не сужу их строго, —
Благо мира — вот куда
Нас ведет дорога.Эхо жизни прожитой
Вновь тревожит грудь,
Меж весельем и тоской
Одинок мой путь.

Самым лучшим я владел,
Но бегут года.
Горек, сердце, твой удел — Жить в былом всегда.

Все, о чем мы в вихре дум
И не вспомним днем,
Наполняет праздный ум
В сумраке ночном.

Воздух тих, и все в покое.
Что же ветви шевельнуло?
В полноте любви и зноя
Что меж зарослей блеснуло?
Все яснеет лучезарно!
Посмотри: со всех сторон
Там снует, резвясь попарно,
Рой крылатых крошек;
Над брагой винною рожденых.

Строят крышу. Для кого же
Приготовили келейку?
И, на плотников похожи,
Ставят столик и скамейку!
Солнце никнет незаметно;
Изумлен, смотрю кругом,
И приводит рой несметный
Мне возлюбленную в дом — День и вечер стали сном!Осень — хорошее время, если вы не ботаник,
если орнитолог вырезаете птиц из картонок:
у тротуаров теперь мокрый оттенок, а дальше
деревья как руки, оставшиеся без денег.

В небе без птиц легко угадать победу
собственных слов типа «прости», «не буду»,
точно считавшееся чувством вины и модой
на темно-серое стало в конце погодой.

Все станет лучше, когда мелкий дождь зарядит,
потому что больше уже ничего не будет,
и еще позавидуют многие, сил избытком
пьяные, воспоминаньям и бывшим душевным пыткам.

Остановись, мгновенье, когда замирает рыба
в море, когда достает природа из гардероба
со вздохом мятую вещь и обводит оком
место, побитое молью, со штопкой окон.

тоска! сам с собой дискуссии ведешь??

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Бездомному везде под солнцем стол и кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая — амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в полёт
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого.
В нем, точно молнии, сверкают озаренья,
Глумливый смех толпы скрывая от него.Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,
И даже ада месть величью не страшна,
Когда в его венце, в короне первородства,
Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,
Весь жемчуг собери, который в море скрыт.
Из глубины земной хоть все алмазы вырой, — Венец Поэта все сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии
Из тех перволучей, чья сила так светла,
Что, чудо Божие, пред ней глаза людские
Темны, как тусклые от пыли зеркала".«По вкусу ли тебе, дитя, игра такая?
Уразумела ли ты, дева, что нельзя
Собою жертвовать, злодею потакая,
Который розы мнет, растлением грозя?

Мой поцелуй летуч и легок, шаловливый;
Он, словно мотылек, порхал бы да порхал,
А если бы не я, любовник похотливый
В неистовстве бы всю тебя перепахал.

Будь проклят навсегда беспомощный мечтатель,
Который любящих впервые укорил
И в жалкой слепоте, несносный созерцатель,
О добродетели в любви заговорил.

Кто хочет сочетать огонь с холодной тенью,
Надеясь разогреть скучающую кровь
И тело хилое, подверженное тленью,
Тот солнцем пренебрег, а солнце есть любовь.

Невыносимый мир ужасен без покрова;
Покой меня томит, желания дразня;
Я, как в могилу, лечь к тебе на грудь готова,
В твоих объятиях ты уничтожь меня!»

Во мрак, во мрак, во мрак, вы, жертвы дикой страсти,
Которую никто еще не мог постичь,
Вас тянет к пропасти, где воют все напасти,
И ветер не с небес вас хлещет, словно бич.

Так вечно мчитесь же средь молний беспросветных,
Шальные призраки, изжив последний час;
Ничто не утолит желаний ваших тщетных,
И наслаждение само карает вас.

От вожделения иссохла ваша кожа,
Но ненасытный пыл за гробом не иссяк,
Вихрь дует чувственный, плоть бывшую тревожа,
И хлопает она, как обветшалый стяг.

Вы, проклятые, вы, бездомные, дрожите
От человеческой безжалостной молвы,
В пустыню мрачную волчицами бежите
От бесконечности, но бесконечность — вы!

Живу, больной, небритый, изможденный,
Топча мечты, словно детей нерожденых,
Слежу в отчаянье, как в бездну, вся дрожа,
По страшной лестнице скользит моя душа.

Кругом уродливые, хмурые лица,
В сознанье дикое, нелепое роится,
Сверлит Сомненье мозг, и беспричинный сплин,
Мир уродлив, многолик, меня гнетет впотьмах.

Среди кружащихся, глумящихся видений, — Мечтатель, ужасом разбуженный от сна,
Мой потрясенный ум безумью отдается, — Вот образ той Души, что в мрак погружена

рюдигер сафрански незабыть бы сука куда еще записать

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья —
Все острые ощущенья.
Другие верят, что счастье — В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.
Третьи считают, что счастье —
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.
По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.
Еще есть такое мнение,
Что счастье — это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!
И одиночествО для кого то

В морозном воздухе растаял легкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда… Но суждено идти мне
По снежной улице в вечерний этот час
— Собачий слышен лай, и запад не погас,
И попадаются прохожие навстречу
Не говори со мной — что я тебе отвечу?

Я научился просто, мудро жить,
Смотреть на небо и читая книги,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат на пляже камыши
И никнет гроздь калины вяло-желтой,
Рифмоплетству я непонятные стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Лишь изредка прорезывает тишь
Шуршанием мышь, бегущая куда то.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Ночь по наклону
Гремящих крыш.
Дождь по наклону
Кромешной ночи.
Единожды солгав =-
Обрыв,
Но все же проще.

Ночь – неизбежным,
Незабвенным книг,
Вытряхивая пыль,
А у дверей галош
Отряхивая совесть,
Но то же ложь.

Насколько хватит сил,
Подряд
Сто раз,
Созвучие поэмы
По красоте горящих глаз
Красивей наших.

Переливая,
Переиначивая
Смысл сказанного,
Как в пальцах четки.
В какую чашу
Налить вам дважды? –
С которой пить.

О детях, о долгах,
И о работе,
И дождь, считающий часы,
Перебиванием
Ночной грозы.

Не дом ли сер?
Не слово ль – ноша,
Которую нести?
Я вам скажу
Таинственную вещь –
Вас не спасти.