Тихий час.

После обеда в диспансере всегда тихий час. Ну вот так, режим. Все по шконкам. В камере витают лень и мелкие подляны. Только обострённые пациенты, объединившись, что-то страстно-обличительно-лихорадочно строчат в Крематорий, стреляя уничижительными взглядами в сытых и спокойных разъебаев. Разъебаи сайта не реагируют. Им до пизды всё. Лежат. Изредка самые сердобольные из них даже лениво бросают в буйных горсти таблеток валерианы и участливо прыскают водой изо рта им в лица. Но те продолжают истерично бесноваться.

Киргиз дремлет, смешно надломив нос во сне и потешно сморкаясь в проходящих сокамерников.

Ибука, задрав ноги на стену и закатив чайные глаза за спину, слюнявит карандаш и пытается сочинять стишок, с собой в главной роли. Но кроме "Ибука - въебу-ка" пока рифм нет.

Крохобор, скрестив ноги по-турецки и постелив себе под задницу геополитическую карту мира, сидит на шконке и играет в ладушки с сосайтником, про которого мне писать нельзя. Оба что-то знают особенное и хитровато-посвященно улыбаются.

Красная шапка и Зеро в углу камеры измождённо жгут бояны. Бояны горят хуево и Шапка поддерживает дохлый огонь жирными поздравительными открытками. Они оба заебались. Реально заебались. Перестаньте боянить, друзья!

Полоз спит, накрыв лицо свежими газетами. Рядом Лиса. Она не спит. Ей интересно и млостно. Руки Полоза тревожно пахнут челябо-тайнами, типографской краской, , новостями и немного рыбой. Её это вдохновляет и волнует. А газеты ей и не нужны.

Бастинда охлобучила себя черным капюшоном, украсилась готическим макияжем и сладострастно тычет иглой в какие-то самодельные куклы. Я не знаю, но она не такая!

Береза где-то выменяла за пачку чая кастаньеты и, отрывая полоски от простыни джанши, пытается с их помощью привязать деревяхи к своим сандаликам. Так она будет громче ими ебашить на самодельных парадах. Ей нравятся несложные аудио-эффекты! Увлекшись, она от старания высовывает язык. Но ей прощается всё. У неё есть я.

Койка Ставриды пустует. Не знаю. Надо будет у Киргиза спросить.

И Гоффа нету. Похоже, что это карцер. Его не хватает. Но на его полуистлевшей тельняшке лежат в коме два охудевших ежа.

Ирина дремлет, накрыв лицо дачным гербарием. А хуле? Она и взрастила, имеет право! Трахтибидох вдруг из вежливости предлагает ей глотнуть из его коньячной фляжки. Ирина решительно отказывается, но тут же уверенно пьёт. Трахтибидох изумлённо расстраивается, бросает пустую фляжку на пол и бросается с разбегу на свою кровать ничком.

Либеро хоть и добрый синьор, но методично ебашит ногой по шконке Тардиффа, чтобы тот не уснул. Тардифф вяло подкидывает ему пачку дежурных оскорблений. Либеро равнодушно отвечает матом. Обоим это похуй, но налицо обоюдозависимость.

Траста деланно удивляется, что в российском диспансере все переругиваются по-русски. Она хочет быть выше и, произнеся по-английски "гоу вы все ту зэ нах тут", отворачивается к стене.

Ларс, лёжа, хуярит "квадрат" на гитаре. Для жирных чёс-гастролей на воле этого вполне хватит, ну если всё ля-минор.

Авиатор в триколор-пижаме патриотично расхаживает по хате в русских лаптях и демонстративно-вызывающе щурится в лицо всем, кто, на его взгляд, выглядит подозрительным. Многие неправославные тушуются и отводят взгляд. Хотя опасности никакой в этом и нету.

О.блом, вооружившись вырезанными из букваря изначально-русскими буквами, составляет из них на своём одеяле такие буквосочетания, что скоро охуеют не то что сосайтники, а даже китайские энигма-шифровальщики!

Енот - он блатной, у него подвязы в администрации, сто пудов, мухой буду. Его втихаря даже подвыпускают на волю, он там даже ловит рыбу, но ест он почему-то только печенье. Я хуйегознает, мутный какой-то. Он мёрдер! Где рыбабля?!

Чу! Лязг кормушки, мусорской голос:

- Музыканты есть? Скоро музыкальный конкурс. Лауреаты условно-досрочно выйдут на свободу!

...................................................................