Баня

История создания рассказа Баня
Игорь Мосунов

из цикла "Тайная история русской литературы"

Сегодня я хочу поведать о том, как создавался самый скандальный рассказ за всю историю русской литературы. Докопаться до истины оказалось делом непростым , ибо при решении данной проблемы необходимо было изучать не только историю русской литературы, но и историю литературы мировой. Чтобы отыскать последнее звено в цепи загадочных событий, мне пришлось выехать в Париж, в Национальную Французскую библиотеку. Директор месье Жан Ноэль встретил меня радушно, провел в архивное хранилище и предоставил все необходимые условия для работы. Оставалось найти это самое последнее звено. Именно мемуары барона Дистерло и неопубликованная часть дневника братьев Эдмона и Жюля Гонкуров позволили мне свести воедино многолетний труд и расставить все точки над i.


История создания рассказа «Баня», авторство которого приписывается Льву Николаевичу Толстому.


Эмиль Золя отпил из бокала немного вина и обратился к Тургеневу.
- Слыхали новость, Иван Сергеевич? Барон Дистерло объявил конкурс на самый скабрёзный рассказ.
- Новости этой не слышал и барона вашего я не знаю.
- Этот барон, доложу я вам, весьма примечательная личность. Порочен до невозможности. Если верить слухам, развратила его еще в детстве одна молодая служанка. Говорят - мать барона застала их за таким занятием, что тотчас же упала в обморок. Служанку выгнали, а на ее место взяли другую, уже немолодую. Так вот эту немолодую развратил уже сам юный барон.
- Говорить о его аморальном облике можно много и долго, - вступил в разговор Флобер, - но вы лучше послушайте, каков обещан гонорар: десять тысяч франков.
Тургенев закашлялся и отпил вина.
- Чудак, однако же, ваш барон.
Альфонс Доде улыбнулся, а братья Гонкуры закивали.
Они часто собирались вместе. Обедали у Флобера, Золя, братьев Гонкуров. Говорили о живописи, литературе, о женщинах. Играли в баккара. Флобер курил трубку, Золя нервно теребил ухо, Альфонс Доде поглаживал бороду, а братья Гонкуры шумно комментировали партию и налегали на вино. Иван Сергеевич часто был в ударе и довольно улыбался в усы. Тургеневу по обыкновению везло.
- Ну, так вот, - замялся Золя, - не соблаговолит ли кто из русских писателей принять участие в данном…э-э-э… состязании? Вы, месье Тургенев, со многими на короткой ноге. А о богатстве языка, национальном колорите русской литературы и говорить не приходится…
- Что ж… условия, предложенные бароном, весьма привлекательны. Мне как раз необходимо вскоре уехать в Россию. Я вернусь примерно через две недели и дам ответ.
Иван Сергеевич никуда не уехал, а провел эти две недели в объятиях Полины Виардо и обдумывании планов как бы заполучить десять тысяч франков, избежав при этом нежелательной огласки.
Через две недели за обедом у братьев Гонкуров в ответ на вопросительные взгляды русский писатель торжественно объявил: «Граф Лев Николаевич Толстой изъявил желание учавствовать в конкурсе». По присутствующим прокатился шум удивления.
«Как, сам сиятельный граф?!.. Вот так новость! Мы очень рады. Для барона это будет приятным сюрпризом…» Эмиль Золя встал и в приятном волнении заходил по комнате.
«Техническую сторону дела, то есть функции секретаря, беру на себя. Срок – два месяца. Вот, собственно, и все». Отобедав, писатели перешли к карточному столу и за игрой принялись обсуждать участников конкурса, отмечая при этом непредсказуемость и несомненную интригу данной литературной затеи.
Спустя некоторое время Лев Николаевич Толстой согласно давней договоренности отправил в журнал «Меркюр де Франс», редактором которого состоял Эмиль Золя, свой последний рассказ «После бала». Последний принял этот рассказ за конкурсный и был немало удивлен.
- Такую чепуху сочинил ваш хваленый писатель, - объявил Золя на очередной встрече литераторов, - мне, право, стыдно показать его барону. Вы уж растолкуйте ему, Иван Сергеевич, что требуется, и я со своей стороны тоже отпишу.
Толстой был в свою очередь удивлен ответом Эмиля Золя, который гласил: «Глубокоуважаемый, Лев Николаевич, ваш рассказ хорош, но требует весьма существенных доработок. Необходимо, как это у вас говорят в России «поддать жару». Иначе рассказ никак не может быть принят».
«Что за ерунда? Какого еще жару? Зачем?» Ворча и недоумевая, Лев Николаевич пошел за советом к жене Софье Андреевне. «Послушай, матушка, я все думаю о своем последнем рассказе». «Да, батюшка?» «А что, если у Вареньки на платье сделать декольте и плечи оголить?» «Ты что, батюшка, белены объелся? Бал то ведь в Петербурге, а не в Париже. И Варенька – девушка серьезная, а не вертихвостка какая». Поразмыслив, писатель согласился и ушел в кабинет. «Голой мне ее, что ли, на бал пустить? У этих французов одни забавы на уме», - подумал Лев Николаевич, устраиваясь в кресле, чтобы перечитать рассказ.
Тем временем во Франции из отъезда вернулся муж Полины Виардо, и Тургеневу пришлось уехать в Россию. «Там что-нибудь напишу. На родине непременно напишу».
Однако на родине не писалось. Иван Сергеевич вышел из дома и отправился бродить в рощу. В раздумьях не заметил как подошел к имению своего соседа помещика Тучкова. Вдруг из дома вывалился хозяин, и, пошатываясь, направился к бане. Позади него шли две дворовые девки, которые весело смеялись. У одной в руке была бутыль водки, а у другой – кувшин с квасом. А сзади всех, испуганно озираясь по сторонам, медленно шла третья. «Наверное, впервой», - подумал писатель. Веселые девки принялись ее подгонять, а барин тем временем запел похабную песню. Спрятавшись за кустами, Иван Сергеевич, подождал, пока все зайдут в баню, прокрался к двери, осторожно ее приоткрыл и стал подсматривать.
Хозяин лежал на лавке на животе, и две девки - Наташка и Малашка - тоже голые, стояли с боков, по очереди ожесточенно хлестали вениками по раскаленной багрово-розовой спине. Фроська в нерешительности стояла поотдаль. Барин блаженно жмурился, одобрительно крякал при особенно сильном ударе. Наконец, он подал им знак остановиться и, громко отдуваясь, сел, опустив широко раздвинутые ноги на пол.
Далее происходило такое, отчего Ивану Сергеевичу сделалось жарко и он покрылся потом. «Ай да Федор Данилович! Во дает!» - шептал себе под нос писатель. Да ведь это сюжет! Да какой!» Тургенев досмотрел до конца и, разгоряченный, вернулся домой. В его комнате убирала девка Анисья. «Ты что тут делаешь?» - спросил Тургенев. «Прибираюсь», - ответила девка и покраснела. Иван Сергеевич быстро шагнул в комнату и закрыл дверь. Анисья не испытала особой радости от намерений барина, но не закричала и не сопротивлялась.
Наскоро пообедав, Тургенев принялся за рассказ. Писал быстро, чтобы ничего не забыть, живописно описывая все до мелочей, при этом подражая манере Льва Толстого. Назвать решил просто «Баня». Закончил под утро.
А в следующий приезд в Париж за обедом у Флобера передал его Эмилю Золя. Французские писатели с интересом набросились на рассказ. «Недурно, недурно», - сказал Альфонс Доде, поглаживая бороду. «Да, силен граф, нечего не скажешь», - заметил Флобер, отхлебнув вина, - и ведь так подробно описал, словно сам участвовал». Все засмеялись. Золя заверил, что завтра же передаст рассказ барону.
Прошли еще несколько встреч, несколько обедов, несколько партий в баккара. Обсуждение подающих надежды молодых писателей, литературных произведений, споры, сальные анекдоты, вино и смех. И вот наконец настал день объявления победителя. Эмиль Золя радостно обнял Тургенева и заявил: «Лучшим скабрезным рассказом признана «Баня» вашего соотечественника Льва Толстого». Все зааплодировали. «Барона так разобрало, что он решил лично отписать месье Толстому в Россию. Поблагодарить так сказать от всей души. Он даже к гонорару кое-что прибавил от своих щедрот. Ходит довольный, слуг одаривает, передал и нашей компании бутылочку «Бордо». Вы, Иван Сергеевич, уж будьте столь любезны, передайте Льву Николаевичу гонорар. «Непременно передам. Я вскорости собираюсь в Россию, так по приезду и передам», - заверил Тургенев, пряча деньги в карман.
«Вот и славно. Ну, что же, господа, давайте вспрыснем сие радостное событие».
Почту Льва Толстого разбирала его жена. Софья Андреевна распечатала конверт из Парижа, прочитала благодарственное письмо от барона Дистерло, но ничего не поняла. В конверт был также вложен номер газеты «Французский баловник». На первой странице был напечатан рассказ «Баня», а внизу подпись «Лев Толстой». Софья Андреевна прочла рассказ и побледнела. Ей стало плохо, она приняла лекарство и пролежала полчаса. Потом пошла в кабинет к мужу. «Ты что же это, охальник, на старости лет срамоту такую стал писать?» - закричала она и ударила его газетой по лицу. Лев Николаевич опешил, взял газету, пробежал глазами рассказ, увидел свою фамилию. «Ей богу, матушка, не писал я этого. Христом богом клянусь». Однако Софья Андреевна не поверила и несколько дней с мужем не разговаривала.
Через неделю в Ясную Поляну приехал Достоевский. Лев Николаевич вышел встречать собрата по перу и первым протянул руку. Но Достоевский не ответил на приветствие. В руках у него была газета. Толстой забеспокоился. «А вот руки то я вам и не подам!» - резко заявил Достоевский. «Вы понимаете, что вы натворили своим рассказом?! Что теперь будет?! Буржуазная пресса оплюет нас! Всю русскую демократическую литературу!» После этих слов Достоевский отхлестал Толстова газетой по лицу, развернулся и пошел прочь. «Федор Михайлович, да погодите вы!» - крикнул ему вслед Лев Николаевич. Но тот только махнул рукой и воскликнул: «Как вы могли?!»
Ночью Толстому приснился сон. Он на балу во фрачной паре и белой сорочке. Но музыка не слышна и никто не танцует. Присутствующие столпились, шушукаются и тычут пальцами в девицу, которая стоит одна совершенно голая. Девица пытается прикрыть свою наготу и спрятаться за колонну, но толпа обходит колонну с другой стороны, и опять в нее тычут пальцами, раздаются возгласы негодования со стороны дам и смех со стороны кавалеров. «Господи, - подумал Лев Толстой, - да это же Варенька из моего рассказа». Тут она посмотрела в его сторону и решительным шагом направилась к нему. «Это по вашей милости, сударь, я здесь в таком виде. Скоро сюда явится мой жених. Что он обо мне подумает? Как я ему покажусь?» Потом она подошла поближе и влепила Толстому звонкую пощечину.
Лев Николаевич просыпается, что-то бормочет в свое оправдание, потом ворочается и долго не может заснуть.
А тем временем в Париже компания писателей, сытно и вкусно отобедав, садится за карточный стол. Они часто собирались вместе. Обедали у Флобера, Золя, братьев Гонкуров. Говорили о живописи, литературе, о женщинах. Играли в баккара. Флобер уже раскурил свою трубку, Золя принялся теребить ухо, Альфонс Доде поглаживать бороду, а братья Гонкуры шумно комментировать партию и угощаться вином. Иван Сергеевич сидел спокойный и довольно улыбался в усы. Во внутреннем кармане пиджака грел сердце полученный гонорар, супруг Полины Виардо снова готовился к отъезду, да и карта шла. «А приеду в Россию, - подумал Тургенев, - обязательно схожу в баню».