НАЧАЛО
На флоте ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ всегда делится на четыре стадии:первая - ЗАПУГИВАНИЕ;
вторая - ЗАПУТЫВАНИЕ;
третья - НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ;
четвертая - НАГРАЖДЕНИЕ НЕУЧАСТВУЮЩИХ.
- Что вы видели на флоте?
- Грудь четвертого человека.
- И чем вы все время занимались?
- Устранял замечания.
Надеюсь, многие из вас смотрели фильм "72 метра", поставленный по мотивам рассказов Александр Покровский из сборника "72 метра".
Многое не вошло в этот фильм, да и невозможно "впихнуть непихуемое". Поэтому лучше самому прочесть, потому что в большинстве случаев книга в разы сильнее, чем её экранизация.
Предлагаю Вашему вниманию лишь несколько рассказов:
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ МЕРЛЕЗОНСКОГО БАЛЕТА
Спойлер
Что отличает военного от остальных двуногих? Многое отличает! Но
прежде всего, я думаю, - умение петь в любое время и в любом месте.
К примеру, двадцать четыре экипажа наших подводных лодок могут в
мирное время, в полном уме и свежем разуме, в минус двадцать собраться
на плацу, построиться в каре и морозными глотками спеть Гимн Советского
Союза.
А в середине плаца будет стоять и прислушиваться, хорошо ли поют,
проверяющий из штаба базы, капитан первого ранга.
И прислушивается он потому, что это зачетное происходит пение, то
есть - пение на зачет.
И проверяющий будет ходить вдоль строя и останавливаться, и, по всем
законам физики, чем ближе он подходит, тем громче в том месте поют, и
чем дальше - тем затухаистей.
Для некоторых будет божьим откровением, если я скажу, что подводники
могут петь не только на плацу, но и в воскресенье в казарме,
построившись в колонну по четыре, обозначая шаг на месте.
Это дело у нас называется "мерлезонским балетом".
- Намес-те... ша-го-м... марш!
И пошли. Раз-два-три... Раз-два-три... Раз-два-три...
- Идти не в ногу...
Конечно, не в ногу. А то потолок рухнет. Обязательно рухнет. Это же
наш потолок, в нашей казарме... всенепременнейше рухнет...
Раз-два-три... Раз-два-три...
Так мы всегда к строевому смотру готовимся, к смотру с песней;
маршируем на месте и песню орем. Отрабатываемся. Спрашиваем только:
- Офицеры спереди?
Нам говорят.
- Спереди, спереди, становитесь.
Становимся спереди и начинаем выть:
- Мы службу отслужим, пойдем по домам..
- Отставить петь! Петь только по команде!
Раз-два-три...
Правофланговым у нас рыжий штурман. Он у нас ротный запевала. Он
прослужил на флоте больше, чем я прожил, уцелел каким-то чудом и на этом
основании петь любил.
Как он поет, это надо видеть. Я видел: лицо горит, - на нем, на лице,
полно всякой мимики; эта мимика устремляется вверх и, дойдя до какой-то
эпической точки, возвращается вниз - ать-два, ать-два! Глотка луженая, в
ней - тридцать два зуба, из которых только тринадцать - своих.
- За - пе - ва - й! - подается команда, и тут штурман как гаркнет:
- И тогда! Вода нам как земля!
А мы подхватываем:
- И тогда... нам экипаж семья... И тогда любой из нас не против...
Хоть всю жизнь... служить в военном флоте...
Песню для смотра мы готовим не одну, а две. В те времена недалекие
песни пелись флотом, задорные и удивительные. Вот послушайте, что мы
пели в полном уме и свежем разуме:
- Если решатся враги на войну... Мы им устроим прогулку по дну...
Северный флот... Северный флот... Северный флот... не подведет. . .
И еще раз...
- Северный флот... плюнь ему в рот, Северный флот... не подведет...
Ну, конечно, "плюнь ему в рот" - это наша отсебятина, но насчет всего
остального - это, извините, к автору.
Правда, положа руку на сердце, надо сказать, что нам, на нашем
экипаже, еще хорошо живется. Грех жаловаться. Мы хоть и в воскресенье
уродуемся, но все же все это происходит до обеда, и нас действительно
домой отпускают, если мы поем прилично, а вот за стенкой у нас живет
экипаж Чеботарева - "бешеного Чеботаря", вот там - да-а! Там - кино.
Финиш! Перед каждым смотром, каждое воскресенье, они, независимо от
качества пения, поют с утра и до 23-х часов. В 23.00 - доклад, и в 23.30
- по домам!
А дома у них в соседней губе. Туда пешком бежать - часа четыре. А в 8
часов утра, будьте любезны, - опять в ствол. Вот где песня была! Вот где
жизнь! И койки у нас за стенкой дрожали и с места трогались, когда через
переборку звенело:
- Северный флот... Северный флот... Северный флот... не подведет...
прежде всего, я думаю, - умение петь в любое время и в любом месте.
К примеру, двадцать четыре экипажа наших подводных лодок могут в
мирное время, в полном уме и свежем разуме, в минус двадцать собраться
на плацу, построиться в каре и морозными глотками спеть Гимн Советского
Союза.
А в середине плаца будет стоять и прислушиваться, хорошо ли поют,
проверяющий из штаба базы, капитан первого ранга.
И прислушивается он потому, что это зачетное происходит пение, то
есть - пение на зачет.
И проверяющий будет ходить вдоль строя и останавливаться, и, по всем
законам физики, чем ближе он подходит, тем громче в том месте поют, и
чем дальше - тем затухаистей.
Для некоторых будет божьим откровением, если я скажу, что подводники
могут петь не только на плацу, но и в воскресенье в казарме,
построившись в колонну по четыре, обозначая шаг на месте.
Это дело у нас называется "мерлезонским балетом".
- Намес-те... ша-го-м... марш!
И пошли. Раз-два-три... Раз-два-три... Раз-два-три...
- Идти не в ногу...
Конечно, не в ногу. А то потолок рухнет. Обязательно рухнет. Это же
наш потолок, в нашей казарме... всенепременнейше рухнет...
Раз-два-три... Раз-два-три...
Так мы всегда к строевому смотру готовимся, к смотру с песней;
маршируем на месте и песню орем. Отрабатываемся. Спрашиваем только:
- Офицеры спереди?
Нам говорят.
- Спереди, спереди, становитесь.
Становимся спереди и начинаем выть:
- Мы службу отслужим, пойдем по домам..
- Отставить петь! Петь только по команде!
Раз-два-три...
Правофланговым у нас рыжий штурман. Он у нас ротный запевала. Он
прослужил на флоте больше, чем я прожил, уцелел каким-то чудом и на этом
основании петь любил.
Как он поет, это надо видеть. Я видел: лицо горит, - на нем, на лице,
полно всякой мимики; эта мимика устремляется вверх и, дойдя до какой-то
эпической точки, возвращается вниз - ать-два, ать-два! Глотка луженая, в
ней - тридцать два зуба, из которых только тринадцать - своих.
- За - пе - ва - й! - подается команда, и тут штурман как гаркнет:
- И тогда! Вода нам как земля!
А мы подхватываем:
- И тогда... нам экипаж семья... И тогда любой из нас не против...
Хоть всю жизнь... служить в военном флоте...
Песню для смотра мы готовим не одну, а две. В те времена недалекие
песни пелись флотом, задорные и удивительные. Вот послушайте, что мы
пели в полном уме и свежем разуме:
- Если решатся враги на войну... Мы им устроим прогулку по дну...
Северный флот... Северный флот... Северный флот... не подведет. . .
И еще раз...
- Северный флот... плюнь ему в рот, Северный флот... не подведет...
Ну, конечно, "плюнь ему в рот" - это наша отсебятина, но насчет всего
остального - это, извините, к автору.
Правда, положа руку на сердце, надо сказать, что нам, на нашем
экипаже, еще хорошо живется. Грех жаловаться. Мы хоть и в воскресенье
уродуемся, но все же все это происходит до обеда, и нас действительно
домой отпускают, если мы поем прилично, а вот за стенкой у нас живет
экипаж Чеботарева - "бешеного Чеботаря", вот там - да-а! Там - кино.
Финиш! Перед каждым смотром, каждое воскресенье, они, независимо от
качества пения, поют с утра и до 23-х часов. В 23.00 - доклад, и в 23.30
- по домам!
А дома у них в соседней губе. Туда пешком бежать - часа четыре. А в 8
часов утра, будьте любезны, - опять в ствол. Вот где песня была! Вот где
жизнь! И койки у нас за стенкой дрожали и с места трогались, когда через
переборку звенело:
- Северный флот... Северный флот... Северный флот... не подведет...
Спойлер
Плац. Воздух льдистый. На плацу - экипажи. Наш экипаж третий на
очереди. Петь сейчас будем. На зачет.
Мороз с лицами творит что-то невообразимое, вместо лиц - застывшее
мясо.
Но план есть план. По плану пение. Плану плевать, что мороз под
тридцать.
Над строями стоит пар. Дышим вполгруди: иначе от кашля зайдешься; как
петь - неизвестно.
- Рав-няй-сь! Смир-но! Пря-мо... ша-го-м... ма-рш!
Ну, началось...
Через полчаса все экипажи каким-то чудом песню сдали и - бегом в
казарму. А нас третий раз крутят. Не получается у нас. Не идет песня. В
казарме получалась, а здесь - ни в какую.
После третьего захода начштаба машет рукой и говорит командиру:
- Командир! Занимайтесь сами. Предъявите по готовности.
После этого начштаба исчезает.
- Старпом! - говорит командир. - Экипаж уйдет с плаца тогда, когда
споет нормально! - сказал и тоже исчез.
Остаемся: мы и старпом. Старпом злой как собака. Нет, как сто собак.
Лицо у него белое.
- Экипаж! Равняй-сь! Одновременный рывок голов! Петров! Я для кого
говорю! Отставить. Рав-няй-сь! Смир-но! Ша-го-м! Марш!.. Песню!..
Запе-вай!
- ...Если решатся враги на войну...
От холода мы уже не соображаем. Ног не чувствуется, как на дровах
идешь.
- Отставить песню! Раз - два - три! Раз - два - три... Песню
за-певай!
И так десять раз. Старпом нас гоняет как проклятых. От мороза в
глазах стоят слезы.
- Песню!.. Запе-вай!..
И тут - молчание. Строй молчит, как один человек. Не сговариваясь.
Только злое дыхание и - все.
- Песню!.. Запе-вай!..
Молчание и топот ног
- Эки-паж.., стой!.. Нале-во! Рав-няй-сь! Смир-но! Воль-но! Почему не
поем? Учтите, не споете как положено, не уйдем с плаца. Всем ясно?!
Напра-во! Рав-ня-сь! Смир-но! С места... ша-го-ом... марш! Песню...
запе-вай!
И молчание. Теперь оно уже уверенное. Только стук ног - тук, тук,
тук, - да дыхание. Какое-то время так и идем. Потом штурман густым
голосом затягивает:
- Россия... березки... тополя... - он поет только эти три слова, но
зато на все лады.
За штурманом подтягиваемся и мы:
- Россия... березки... тополя...
Старпом молчит. Строй сам, без команды, поворачивает и идет в
казарму. Набыченный старпом идет рядом. Тук-тук, тук-тук - тукают в
землю деревянные ноги, и до самых дверей казармы несется:
- Россия... березки... тополя...
очереди. Петь сейчас будем. На зачет.
Мороз с лицами творит что-то невообразимое, вместо лиц - застывшее
мясо.
Но план есть план. По плану пение. Плану плевать, что мороз под
тридцать.
Над строями стоит пар. Дышим вполгруди: иначе от кашля зайдешься; как
петь - неизвестно.
- Рав-няй-сь! Смир-но! Пря-мо... ша-го-м... ма-рш!
Ну, началось...
Через полчаса все экипажи каким-то чудом песню сдали и - бегом в
казарму. А нас третий раз крутят. Не получается у нас. Не идет песня. В
казарме получалась, а здесь - ни в какую.
После третьего захода начштаба машет рукой и говорит командиру:
- Командир! Занимайтесь сами. Предъявите по готовности.
После этого начштаба исчезает.
- Старпом! - говорит командир. - Экипаж уйдет с плаца тогда, когда
споет нормально! - сказал и тоже исчез.
Остаемся: мы и старпом. Старпом злой как собака. Нет, как сто собак.
Лицо у него белое.
- Экипаж! Равняй-сь! Одновременный рывок голов! Петров! Я для кого
говорю! Отставить. Рав-няй-сь! Смир-но! Ша-го-м! Марш!.. Песню!..
Запе-вай!
- ...Если решатся враги на войну...
От холода мы уже не соображаем. Ног не чувствуется, как на дровах
идешь.
- Отставить песню! Раз - два - три! Раз - два - три... Песню
за-певай!
И так десять раз. Старпом нас гоняет как проклятых. От мороза в
глазах стоят слезы.
- Песню!.. Запе-вай!..
И тут - молчание. Строй молчит, как один человек. Не сговариваясь.
Только злое дыхание и - все.
- Песню!.. Запе-вай!..
Молчание и топот ног
- Эки-паж.., стой!.. Нале-во! Рав-няй-сь! Смир-но! Воль-но! Почему не
поем? Учтите, не споете как положено, не уйдем с плаца. Всем ясно?!
Напра-во! Рав-ня-сь! Смир-но! С места... ша-го-ом... марш! Песню...
запе-вай!
И молчание. Теперь оно уже уверенное. Только стук ног - тук, тук,
тук, - да дыхание. Какое-то время так и идем. Потом штурман густым
голосом затягивает:
- Россия... березки... тополя... - он поет только эти три слова, но
зато на все лады.
За штурманом подтягиваемся и мы:
- Россия... березки... тополя...
Старпом молчит. Строй сам, без команды, поворачивает и идет в
казарму. Набыченный старпом идет рядом. Тук-тук, тук-тук - тукают в
землю деревянные ноги, и до самых дверей казармы несется:
- Россия... березки... тополя...
Спойлер
- Где этот моральный урод?!
Слышите! Это меня старпом ищет. Сейчас он меня найдет и заорет
- Куда вы суетесь со своим ампутированным мозгом?!!
А теперь разрешите представиться: подводник флота Ее Величества
России, начальник химической службы атомной подводной лодки, или, проще,
- химик.
Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих ладонях и докачал до
капитана третьего ранга.
- Доросли тут до капитана третьего ранга!!! - периодически выл и
визжал мой старпом, после того как у него включалась вторая сигнальная
система и появлялась, извините, речь, и я знал, что если мой старпом
забился в злобной пене, значит, все я сделал правильно - дорос!
Умный на флоте дорастает до капитана первого ранга, мудрый - до
третьего, а человек-легенда - только до старшего лейтенанта.
Нужно выбирать между капитаном первого ранга, мудростью и легендой.
"Кто бы ты ни был, радуйся солнцу!" - учили меня древние греки, и я
радовался солнцу. Только солнцу и больше ничему.
Химия на флоте всегда помещалась где-то в районе гальюна и ящиков для
противогазов.
- Нахимичили тут! - говорило эпизодически мое начальство, и я всегда
удивлялся, почему при этом оно не зажимает себе нос.
Химик на флоте - это не профессиональный промысел, не этническая
принадлежность и даже не окончательный диагноз.
Химик на флоте - это кличка. "Отзывается на кличку "химик".
- Хы-мик! - кричали мне, и я бежал со всех ног, разлаписто мелькая,
как цыпленок за ускользающим конвейером с пищей; и мне не надо было
подавать дополнительных команд "Беги сюда" или "Беги отсюда". Свою
кличку "химик" лично я воспринимал только с низкого старта.
- Наглец! - говорили мне.
- Виноват! - говорил я.
- Накажите его, - говорили уже не мне - и меня наказывали.
"НХС" - значилось у меня на карманной бирке и расшифровывалось
друзьями как - "нахальный, хамовитый, скандальный".
- С вашим куриным пониманием всей сущности офицерской службы! -
кричали мне в края моей ушной раковины, на что я хлопал себя своими
собственными крыльями по бедрам и кричал:
- Ку-ка-ре-ку! - и бывал тут же уестествлен.
"Кластерный метод" - как говорят математики. Берется "кластер" - и по
роже! И по роже!
На флоте меня проверяли на "вшивость", на "отсутствие", на
"проходимость" и "непроходимость", на "яйценескость" и на "укупорку", и
везде стояло - "вып." с оценкой "хорошо".
- Наклоните сюда свой рукомойник!!! (Голову, наверное.)
- Я сделаю вам вливание! Я вас физически накажу!
- Есть, наклонил.
- Перестаньте являть собой полное отсутствие!!!
- Есть, перестал.
- И закусите для себя вопрос!!!
- Уже закусил.
- А что вы вообще можете, товарищ капитан третьего ранга, подводник
флота Ее Величества России?
Я могу все:
От тамады до дворника,
От лопаты до космоса,
От канавы до флота!
Могу - носить, возить, копать, выливать, вставлять!
Могу - протереть влажной ветошью!
Могу - еще раз!
- А Родину защищать?
А это и есть - "Родину защищать". Родина начинается с половой
тряпки... для подводника флота Ее Величества России... и химика,
извините за выражение...
Слышите! Это меня старпом ищет. Сейчас он меня найдет и заорет
- Куда вы суетесь со своим ампутированным мозгом?!!
А теперь разрешите представиться: подводник флота Ее Величества
России, начальник химической службы атомной подводной лодки, или, проще,
- химик.
Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих ладонях и докачал до
капитана третьего ранга.
- Доросли тут до капитана третьего ранга!!! - периодически выл и
визжал мой старпом, после того как у него включалась вторая сигнальная
система и появлялась, извините, речь, и я знал, что если мой старпом
забился в злобной пене, значит, все я сделал правильно - дорос!
Умный на флоте дорастает до капитана первого ранга, мудрый - до
третьего, а человек-легенда - только до старшего лейтенанта.
Нужно выбирать между капитаном первого ранга, мудростью и легендой.
"Кто бы ты ни был, радуйся солнцу!" - учили меня древние греки, и я
радовался солнцу. Только солнцу и больше ничему.
Химия на флоте всегда помещалась где-то в районе гальюна и ящиков для
противогазов.
- Нахимичили тут! - говорило эпизодически мое начальство, и я всегда
удивлялся, почему при этом оно не зажимает себе нос.
Химик на флоте - это не профессиональный промысел, не этническая
принадлежность и даже не окончательный диагноз.
Химик на флоте - это кличка. "Отзывается на кличку "химик".
- Хы-мик! - кричали мне, и я бежал со всех ног, разлаписто мелькая,
как цыпленок за ускользающим конвейером с пищей; и мне не надо было
подавать дополнительных команд "Беги сюда" или "Беги отсюда". Свою
кличку "химик" лично я воспринимал только с низкого старта.
- Наглец! - говорили мне.
- Виноват! - говорил я.
- Накажите его, - говорили уже не мне - и меня наказывали.
"НХС" - значилось у меня на карманной бирке и расшифровывалось
друзьями как - "нахальный, хамовитый, скандальный".
- С вашим куриным пониманием всей сущности офицерской службы! -
кричали мне в края моей ушной раковины, на что я хлопал себя своими
собственными крыльями по бедрам и кричал:
- Ку-ка-ре-ку! - и бывал тут же уестествлен.
"Кластерный метод" - как говорят математики. Берется "кластер" - и по
роже! И по роже!
На флоте меня проверяли на "вшивость", на "отсутствие", на
"проходимость" и "непроходимость", на "яйценескость" и на "укупорку", и
везде стояло - "вып." с оценкой "хорошо".
- Наклоните сюда свой рукомойник!!! (Голову, наверное.)
- Я сделаю вам вливание! Я вас физически накажу!
- Есть, наклонил.
- Перестаньте являть собой полное отсутствие!!!
- Есть, перестал.
- И закусите для себя вопрос!!!
- Уже закусил.
- А что вы вообще можете, товарищ капитан третьего ранга, подводник
флота Ее Величества России?
Я могу все:
От тамады до дворника,
От лопаты до космоса,
От канавы до флота!
Могу - носить, возить, копать, выливать, вставлять!
Могу - протереть влажной ветошью!
Могу - еще раз!
- А Родину защищать?
А это и есть - "Родину защищать". Родина начинается с половой
тряпки... для подводника флота Ее Величества России... и химика,
извините за выражение...
Для любителей слушать аудиокниги предлагаю ссылку на сборник "72 метра" в исполнении Сергея Гармаша и Сергея Доренко.
неблагонадёжный Нищеброд 8 лет назад #+1
неблагонадёжный Нищеброд 8 лет назад #+1
полоз 8 лет назад #
неблагонадёжный Нищеброд 8 лет назад #