Феноменология смеха

Смех у человека появляется с младенческого возраста, задолго до юмора, включающего в себя уже интеллект.
Однако, что мы подразумеваем под интеллектом: наличие некой картины мира, системы ценностей и мышление, требующие развития и формирования, или же, это может быть врожденная уже интеллектуальная система восприятия, базы памяти и переработки информации?
Исходя из того, что сознание и интеллект – это качественно иной принцип нейрофизиологической деятельности, с измененной структурой, как асимметрия полушарий, функция речи и способность формировать картину мира, вероятно, интеллект здесь как-то начинает проявляться с младенческого возраста, не обнаруживая себя явно.
Если понаблюдать за младенцем, то его исследовательский рефлекс, в отличие от животного сопровождается удивлением. И это удивление уже интеллектуального характера.

Есть предположение, что именно необходимость формирования в сознании младенца (малыша) картины (образа) мира обуславливает его особое состояние психики. Это состояние характерно особой эмоциональной чувствительностью, необходимой для запечатления происходящего во внешней среде.

Если животное на каком-то периоде развития способно к условно рефлекторному поведению, то человек анализирует и обобщает информацию в дополнительном модуле памяти (вторая сигнальная система по И.П.Павлову).
Но сам человеческий интеллект, как некая функциональная система, уже в работе с младенческого периода.

Можно наблюдать, что первый смех (не считая смех во сне) появляется у младенца на фоне благополучного самочувствия, природного хорошего настроения, и в общении с ним матери.
Голос и улыбка матери, вероятно, являются стимулом и для инстинкта игрового поведения. Многие раздражители, которых младенец мог бы испугаться в ином состоянии и ситуации, теперь воспринимаются, как повод к веселью и игре.
И когда младенца подкидывают или производят перед ним нечто для него необычное, то здесь адреналин способствует выплеску положительной эмоции в смех.
Канадский профессор психологии Род Мартин указывает на то, что при смехе положительная эмоция радости сопровождается тем же самым общим паттерном физиологического возбуждения, что и связанные со стрессом отрицательные эмоции, такие как страх и гнев.
Именно, та психофизиологическая реакция, когда потенциально стрессовый раздражитель переориентирован на «благополучный», и выбрасывается доза эмоции веселья (смех) - эта реакция одна из первых закрепляется за рефлексом игрового поведения в обобщенное (но ещё не вербальное) понятие «шутка». Правда, происходит это потому, что связь здесь психофизиологическая (эмоциональная) с переводом в шутку, а не сама шутка, по сути.
Уже во взрослом сознании, оглядываясь на стрессовую ситуацию, человек находит в этом иронические мотивы, гротескные штрихи и всё, что может воплощать в себе «шутка», переключая своё сознание на игривое отношение (игровое поведение).
В результате, можно констатировать, что природой, спецификой и феноменом юмора остается игра (игровой рефлекс).


В своём рассказе «Мистер Смех» писатель фантаст А.Беляев высказывает мысль, что познав секрет юмора, этим можно убить юмор. Отчасти это так - в новом воплощении юмор будет жить всегда, но со временем и в процессе осмысления его эффект меркнет.
Действительно, сам юмор уступает таким истинным видам творчества, как музыка, изобразительное искусство, театр, литература. Несмотря на то, что юмор может включать в себя театр, литературный талант, и также требует развитого интеллекта, он ограничен в своём жанре и не имеет столь высокой жизненоважности.
Юмор - это комическое остроумие. А комизм - это шутка, шутка - это игра, а игра - это веселье, соревнование, интеллектуальное упражнение.
Юмор, действительно, не оставляет после себя такого впечатления, как иные произведения искусства и иные виды человеческой деятельности.
Но...
Почему же юмор в своем непосредственном проявлении может быть довольно впечатляющим, вызывающим сильную эмоцию?
Стоит сказать, что юмор вызывает сильную эмоцию, но не глубокую. При всей своей сентиментальности и часто, оригинальности, юмор остаётся тривиальным явлением.
Тем не менее сам юмор - это наша повседневность, это окружающая нас жизнь, это наши отношения, наши социальные институты и жизнь в настоящем.

Юмор - это прежде чувственность и сентиментальность, а потом уже – комичность.
Эффект юмора – его новизна и необычность, эстетичность и удивление нашего ума.
Всё невероятное для ума, парадоксальное, удивительное, производит несколько шокирующее действие. Но в зависимости от сферы жизни, впечатления остаются сильными или слабеют. То есть, нечто бывает «жизненно важным», иное – «житейским».
Комизм и смех здесь – «житейское». Это важное замечание, так как, определяя границы, мы тем самым локализуем исследуемое явление.

Комизм реализуется при тех же условиях, где возможно игровое поведение.
Сфера юмора значительно шире. Суть юмора – подметить комическое и остроумно это отразить. Иными словами, юмор выводит комическое из мира игры и вводит его в мир остроумной – творческой художественной мысли. В сатире, например, или иных жизненных обстоятельствах, может быть уже «не до смеха», но юмористическая остроумная критика здесь может быть к месту.
Юмор – это интеллектуальный и культурный аспект комического. Или можно сказать, это комический аспект художественного отражения и мысли.

Довольно легко доказывает игровую природу смеха и комического шутка. Шутка построена на «обмане», а точнее, на «игре» чувств.
Шуткой может быть и остроумное замечание. Но природа шутки связана не с когнитивным компонентом юмора, и даже не с социальным его аспектом. В отличие от заурядной острОты, вызывающей улыбку, где очевидна социальная роль юмора, истинная шутка призвана для смеха. Шутка должна быть способной запустить психофизиологию смеха. Смех - это выплеск эмоции.

Смех не исключает социальный аспект юмора, но наоборот, усиливает его.
Также, через смех реализуется биологическая его роль, которую логично связать со здоровьем человека.
Вполне возможно, что смех, как и плачь - это побочное явление эмоциональной конституции человека. Относительно плача (плач ребёнка) - здесь его необходимость очевидна. Возможно, что смех также необходим, сигнализируя о благополучном состоянии младенца. Да и в целом, в человеческой культуре, естесственный природный смех, несомненно, оказывает благотворное действие.

Но что можно сказать о смехе и об эмоции смеха, кроме того, что «это смешно»?

Физиологически (или психически) смех – это своеобразный приступ.
Если же проникнуться в психологию этого, то я бы не спешил здесь следовать общепринятому «нейрофизиологическому» заключению, что смех – это состояние выхода из-под контроля коры головного мозга под управление более древней лимбической системы, локализованной в подкорковых образованиях. И потому, как выразился профессор А.Козинцев, смех – это «подражание худшим людям, временное оглупление».
«Смех автоматически, помимо нашей воли, включается всякий раз, когда игровой негативизм – наследие предков – пользуется случаем (в частности, нашим замешательством), чтобы хоть на время вырвать нас из культуры и вернуть к доречевому и докультурному состоянию» (А.Козинцев «Человек и смех»).

То есть, выходит, что смех – это атавизм.
Но тогда здесь возникает вопрос: почему данный атавизм проявляется лишь на юмористической волне? Почему для хорошего смеха необходим хороший юмор?

Можно было бы ответить, что, как раз, культура, интеллект и кора ГМ подавляют эмоциональную активность, и чтобы отключить контроль коры, необходимо действие лучшего юмора. Но тогда получается, что человек с низким уровнем развития должен смеяться чаще и смех его должен быть богаче человека интеллектуального, культурного, творческого, социального?!
Но смех ограниченного ума, слабого ума (и даже патологический смех) уступает здоровому смеху. Здоровый смех в отличие от патологии, осознает причину (объект) комичного, имеет разного рода подкрепление, различные ассоциации и воспоминания памяти (как указывают американские ученые Уайер и Коллинз).

Очень хорошо описан процесс смеха у профессора психологии Рамиля Гарифуллина.
«В основе смеха имеет место зеркальный эффект. Когда мы смотрим в зеркало и разглядываем себя, то сначала направляем свое внимание на то, что видим. Далее, мы видим нечто. Этот сигнал идет к нам, мы его перерабатываем. Потом опять смотрим на себя и уже видим себя через призму увиденного. Идет такое всматривание в себя, такой эффект колебания. Также и во время смеха, мы попадаем в некую психологическую ловушку, когда мы периодически смотрим на тот объект, который вызывает смех. Мы смеемся и смеемся и еще раз и еще раз и не можем остановиться. Мы опять вглядываемся и опять смеемся и опять вглядываемся и опять смеемся и так до тех пор, пока у нас не произойдет какого-то полного эмоционального сброса. Не потому мы прекращаем смеяться, что этот объект виноват, а потому, что мы уже разрядились».

«И все таки, смех - процесс тела, а не ума. Ум выступает лишь в роли пускового механизма. Пусковой механизм - противоречие, нелепость в рассудке. Этот пусковой механизм включает механизм выброса смехотворной энергии. Он может быть изощренным, а может быть простым. Таким образом, смех зависит от наполненности души этой энергией радости. Ребенок смеется, радуется над вещами, которые для нас совершенно не вызывают радости, потому что мы не наполнены энергией радости как дети».

«Согласно писателю-романтику Жан Полю – пишет Рамиль Гарифуллин - существуют три основные части смешного: 1) объективный контраст - противоречие. Те есть какие-то идеалы, представления, стереотипы, привычки и нечто, что врывается и противоречит этим идеалам и возникает бессмысленность, 2) само это положение чувственно, 3) субъективный контраст образует противоречие между двумя предыдущими моментами, которые навязывают комическому существу второй ряд мыслей, сужая ему душу и взгляд на вещи. (Это то же самое подкрепление, о котором мы говорили выше). То есть здесь возникает третий этап, когда организм в процессе веселой психологической ловушки выходит сам на какой-то новый уровень и начинает смеяться уже на основании эмоционального тонуса, а не на основании того, что заложено в объекте смеха. Он уже начинает походить на патологический смех. То есть в смехе есть какой-то элемент патологического момента. Такого момента, который не завязан на структуре объекта смеха. Но вначале, чтобы ковырнуть, чтобы инициировать смех, нужна хорошая уловка, психологическая ловушка, какая-то связь, чтобы ухватить слушателя, а потом опять идет механизм самоподкрепления».

Итак, чтобы разобраться в чувстве смешного и в самом смехе, для начала мы имеем саму психическую конституцию человека. Эмоциональная жизнь человека намного богаче жизни животных. Возможно, это вопрос неоднозначный, в каких-то случаях животное может иметь более сильные эмоции не только агрессии или тревоги, но и радости. Но несомненно, что человеческая эмоциональная жизнь более разнообразна.
Пусть некоторым исследователям, отталкивающимся от аналогий компьютерных, информационных технологий, или эволюционистам, кажется всё гораздо проще в мире эмоций. Но наблюдая природный мир, всё разнообразие, специфику и сложность поведения, передаваемое через геном в развитии и жизни особи, несомненно, что человеческое развитие не ограничивается общественным сознанием. Как известно, человеку до того ещё «подфартило» с ассиметрией мозга, и кто его знает, какие неоткрытые особенности он имеет ещё.

Итак, можно констатировать, что человек в эмоциональной жизни имеет бОльшую чувственность (и чувствительность) в отношении к самой жизни. Вспомним, в скольких случаях человек плачет, по сравнению с животными (несмотря на то, что сам плач – один).

Далее, можно сказать, что рассудок и внимание делают сердце человека более чутким.
И в связи с чувствительностью и рассудком, а также, памятью, человек может себя эмоционально накручивать. Или «эмоционально углубляться в предмет», или с помощью рассудка, как указывалось выше, происходит самоподкрепление эмоции смеха.

Но как часто случается во многих областях науки, так и в этом вопросе, всё гораздо сложнее.
В одних случаях, ум может быть смущен, в других – просто капитулировать (почти смущен) принимая игровое поведение и реагируя смехом.
В- третьих - ум синтезирует необходимые чувства, питающие смех.

Теоретик и историк советской кинокомедии Р. Юренев о разнообразии смеха написал: “Смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущенный. Можно еще и увеличить этот перечень – веселый, печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!”

Однако нас интересует естественный и здоровый смех. Попробуем понять его психологию через психологию шутки. Шутка – это гвоздь программы всего юмора и традиция социальной игры. Для того, чтобы это выделить среди всего юмористического множества и четче отразить, Мирослав Войнаровский ввёл специальный термин «аникс».
"Аникс - смех, основанный на неожиданности, резко превращающейся в озарение".

Игровое поведение - это многоцелевая инстинктная программа развития интеллектуальных и физических навыков со всем необходимым тому - активностью и волевой устремленностью, любознательностью и стремлением экспериментировать, устойчивое и длительное пребывание в общем состоянии повышенного жизненного тонуса.
Примерами реализации данной программы здесь будут различные парковые аттракционы, спортивные состязания, викторины и другое, где присутствует азарт, степень риска, переживание и в итоге, радость - положительные эмоции.
Само свойство психики - когда за неглубоким, но импульсивным стрессом физиологический маятник оказывает компенсирующее действие положительной эмоцией, породило образ шутки, в котором присутствует 'неожиданность' (обман, розыгрыш) и тактика 'взять на испуг'.

Иной род шутки использует чувство удивления.
То есть, для того, чтобы породить эмоциональное возбуждение (чувство смешного) необходимо удивление.
Удивление - это реакция на эстетическое, интеллектуальное и необычное.
И здесь, также, ключевую роль играет «встреча с неожиданным».
Реакция на неожиданное – это небольшой испуг и небольшой транс сознания. Какие-то мгновенья мозг даёт команду, надпочечники вырабатывают адреналин, и мобилизуется психическая энергия для осмысления предмета удивления.

Остроумие стремится использовать неожиданность поворотом смысла, парадоксальностью логики, иллюзией невероятного и удивлением. Но удивление бывает разным от свойств необычного. Можно удивляться чему-то физически огромному, грандиозному, величественному, можно – невероятному и чудесному, интеллектуальному и интеллектуально… Но в шутке удивление больше сентиментальное, хотя интеллектуальный и эмоциональный игровой компонент нельзя не учитывать.

Когда есть неплохой «человеческий фактор» или юмор затрагивает вопросы социальной жизни, тогда мы имеем «сентиментальное удивление» и переживание нашего отношения к персонажу (объекту) шутки в данной ситуации.
Оговорюсь. Не так давно, я пересмотрел своё понимание на роль отрицательных (злорадных) посылов в комизме и юморе.
И вот сейчас хочу сказать, что при сентиментальном смехе и отношении к персонажу шутки возможны разные чувства.
Конечно, при недоброжелательстве смех будет иным.
Но он с успехом может иметь инсайт, катарсис и самоподкрепление по интеллектуальному и эстетическому фактору; а также, чувство триумфа… и злорадства, которое с успехом будет паразитировать на чувстве триумфа; а общее малодушие - унижение, самовозвышение, как нам известно из психоанализа, всегда «имеет свою легенду» - рационализацию, или просто способно «не думать о плохом» чтобы злорадствовать и смеяться не смущаясь.

Однако, в большинстве случаев, эстетика и внутренняя полнота положительных переживаний при юморе и в самом чувстве смешного, располагают к снисхождению, и даже, к любви. Ибо и в жизни любовь рождается в великодушии, от внутренней полноты и от внутренней силы жизни. Во время веселья и радости человек уже что-то из того имеет.
Правда, стоит заметить, что данное состояние присутствует всегда, но в полной динамике комической ситуации, юмора, смеха и иных чувств, может отходить на задний план или утопать в доминирующем чувстве - эстетического переживания.

Для того, чтобы ситуация «нарушения нормы» поведения (действия и любого образа) воспринималась комично (или смешно) необходимы следующие условия:

1. Положительный эмоциональный тонус. Или же, так называемое, парателическое состояние (по М.Аптеру) - фаза такой биологической активности, в которой человек раскован и расположен к игровому поведению. Иные состояния и переживание отрицательных эмоций препятствуют чувству смешного.

И в исключительных случаях «нарушение нормы» воспринимается смешно вопреки плохому настроению, если:

2. Ситуация необычна и удивительна. Здесь восприятие не ограничивается элементом новизны. Новизна больше соотносится с чувством интереса и удовольствия. А необычность, которая вызывает интеллектуальное удивление, приводит разум в смущение, изумление - отвлечение в сознании и эмоции.
Здесь сфера влияния переходит уже от «инстинкта интеллектуального тренинга» (развивающий аспект юмора) к психической конституции человека.

Сам по себе фактор неожиданности для комического ничего не решает. При отсутствии положительного эмоционального настроя, неожиданное небольшое нарушение нормы может вызвать пыл, гневный всплеск. Но если неожиданность действует в контексте удивления, где на интеллект произвел впечатление некий эстетический, художественный образ «нарушения норм» - где родилось «зрелище», то здесь включается игровое поведение в своём рефлекторно-субъективном и социальном значении.
Обратим внимание, если во внутреннем чувстве у человека «нет повода для смеха», то эстетичный необычный и удивительный курьёз может его рассмешить, делая его сентиментальным. Красота рождает любовь! …И наполняет весельем.

Ещё раз пройдем этот путь восприятия: несколько гордый разум-критик, который расположен преодолевать «новизну», впадает в сентимент (или просто капитулирует) при «необычном», переключаясь на рефлекторный социально-культурный уровень игрового поведения, как на необходимую общественную норму (чем стал юмор). Каждый человек выносит её с детских игр, и уже использует её в обучении своего потомства.
Стоит добавить, что для «эстетического повода», чтобы ситуация стала комичной, многого и не надо. Поскольку разум является обобщающим мерилом человеческого поведения и деятельности, постольку глупость и странность всегда попадают в сферу повышенного внимания и эмоционального отклика. Кроме того, почти всегда глупость проявляется во всеобщем и индивидуальном стремлении к разуму, и из-за этого она удивительна, как «перевёртыш».
Также, когда мы нечто «ляпнули» невпопад или «сморозили» глупость, то значит, отразили мы это в гротескном виде. Некая оригинальная, можно сказать, эстетическая форма глупости реинтерпретируется как "шутка" уже на рефлекторном уровне - в эмоциональном возбуждении игрового поведения.

Эстетика парадокса и гротеска.

Для примера здесь хотелось бы вернуться снова к вопросу Паскаля: почему люди с одинаковой внешностью (близнецы) порознь выглядят естественно, а вместе - комично?
Раннее я объяснял это сентиментальным удивлением, оспаривая А.Бергсона.
Бергсон считает, что комично здесь сравнение идентичных образов с механическим их происхождением, в противовес живой природе. Я такой ответ тогда отнес к воображению и ассоциативной памяти, свойственных для чувства юмора.
Но в этом примере есть общий признак (обобщение комического образа) - это гротескная противоположность - 'парадоксальный гротеск'. Парадоксальный гротеск - это эстетическая идея юмора и комического.
И юмористическая его специфичность в том, что он своею противоположностью, парадоксальностью, символизирует игру - шутку. То есть, вы ожидали одно, а получилось всё наоборот; или "а вы видели такое?!".
И более того, в уме этот образ рождает игру эстетических идеалов.

Итак, что такое эстетическое переживание в юморе, примерно, понятно. Но что такое игра эстетических идеалов?
Выше мы познакомились с трактовкой процесса смеха Рамиля Гарифуллина и писателя Жан Поля. Описанная динамика в какой-то степени отражает игру эстетических идеалов.

Ещё можно сказать, что игровой инстинкт – это древний инстинкт с социальным аспектом «консолидации вида». И его роль стала не меньше в человечестве. Однако, прав отчасти А.Козинцев, когда говорит «о временном оглуплении» при смехе. Отчасти, когда сознание попадает под рефлекс игрового поведения, то его влияние и интеллекта упраздняется. И мы в данном случае, действительно рефлектируем к низшим идеалам. Иными словами, здесь тоже эффект "игры эстетических идеалов".

Но здесь, как таковое, сознание и память нас возносят к интеллектуальному и эстетическому удивлению в данной неожиданной и композиционной игре смыслов и образов. Внимание сознания может перескакивать с объекта на объект во внутреннем созерцании и во взгляде со стороны, порождая своеобразную композицию Удивительных Противоречий.
Эстетическое переживание и без того - это психический процесс обновления и синтеза положительной эмоции. Поэтому мы часто употребляем такие определения: неописуемо впечатляюще, невероятно фантастично и т.д.
Но в данной ситуации наше внимание и сознание имеет иную динамику, где оно не устремляется «ввысь» к красоте, великолепию и совершенству, но «в гротеске противоречия» между низшим идеалом, имеет удивление (по психофизиологическим параметрам на текущий момент) не меньшее, чем какое-либо диво.

«Смех — всегда радостный «испуг» и радостное «изумление». И в то же время это и эстетическое изумление, прямо противоположное восторгу и восхищению. Радостное изумление со знаком минус» (Ю.Борев).

То есть, с одной стороны мы удивлены (и даже, восхищены) тем образом и тем обстоятельством, в котором являет себя комический персонаж – с другой, тот негатив, нелепость, странность или глупость, а также, сама тривиальность комизма, обязывает нас «оставаться на земле».
И тогда, будучи наполнены добрым чувством, мы можем сказать: «э-э!», но мы этого не делаем (продолжаем впечатляться и недоумевать) ...однако мы продолжаем фиксировать факт, и в колебании между эстетическими идеалами растет импульсивность в чувстве, вследствие чего, происходит выплеск эмоции: сначала «хе-хе-хе», и далее «ха-ха-ха».

Декарт говорил, что смех вызывает умеренная радость, смешанная с неприязнью и соединенная с удивлением.
Но в любом случае, смех – это игровое отношение, и обличение через смех находится в компетенции природы. Само это действие интеллектуального порядка, но реализуется в безусловном рефлексе, не волею сознания.

И очень важное замечание, одним из кульминационных чувств в юмористической ситуации является эстетическое переживание, которое своею новизной и необычайностью, какие-то мгновения, восхищает разум до состояния и переживания «видения дива». Конечно, это иллюзорный эффект, построенный на всплеске эмоций, однако, весьма впечатляющий и необычаен в переживании.

Комический образ - это специфический художественно-эстетический образ, где такое же переживание - наподобие лирики, особого настроения, минорного или 'мажорного'.

Как в музыке существует особое сочетание и гармония среди всего множества ладов и звучаний, так и комическое - это некие 'септаккорды' или ритм 'синкопы' образа и мысли.

В синкопе, не умаляя серьёзности самой в целом композиционной идеи, слышится шутливое противоречие - идущее вразрез привычному восприятию ритма. А в септаккордах - различные диссонанс-идеи и своеобразные чувственные ассоциации, вызывающие сентиментальную улыбку.
Так и комическое - его можно упразднить как обязательное равнение на совершенство, так как комическое уже возникает в «септаккорде», где к какой-либо принятой традиции прибавили нечто якобы как лучше и по смыслу, но не-лепое. Или некое действие производится иным экзотичным образом.
Или же, действие и комический образ совсем противоречив («синкопа»).

Любой комический образ уже есть «двуликий Янус», шутка для воспринимающего.

На финише юмор приходит к шутке, уже, как социальному явлению.
Шутка предполагает участие не мене двух человек. Из-за способности абстрагироваться и наличия у человека со-знания, возможна реализация шутки « в себе», но с меньшим эффектом, чем в социуме.

Физиологической метафорой шутки можно считать американские горки. Но природа шутки – игра. А подлинный атрибут игры и шутки – это смех.

Несмотря на то, что смех бывает разным, и естественный здоровый богатый смех, также, в различных пропорциях сентиментален, наполнен эстетическим переживанием, весельем и радостью, спецификой смеха остаётся игра и шутка. Игра и шутка, оказывается, способны в себе вмещать все выше упомянутые чувства.

Если взять веселье само по себе, это тоже-самое, что смех без причины – признак дурачины. Когда приходит веселье и перелив чувств, то в нормальном процессе сначала появляется потребность шутить (игровое поведение) а потом смеяться.
Так что, все современные выдумки смехотерапии весьма сомнительны. Они оправдывают свою методу неверным пониманием сути смеха через диссертации с субъективистским взглядом на юмор.

Игра в своём основании социальна. Как ничто другое, именно игра сближает (даже в состязании, но через природное игровое поведение - и человека, и животных).
И именно человеческий смех и веселье "в игре" сближает людей безоговорочно на момент такого общения, и способствует положительному развитию отношений.

А главное, именно в веселье, игре и переживании смеха, человек переживает всю экзистенциальную полноту своей жизни, как существа социального.
Это переживание человек познает с младенческого возраста, когда начинает распознавать улыбку матери, улыбаться в ответ, и смеяться, когда с ним играют.
Поэтому когда человек улыбается, он тем самым как-бы говорит: "в данные мгновения я счастлив... всё красиво и любимо..."

Вслед за эмоциональной и психофизиологической реакцией смеха, смех обычно имеет подкрепление через рефлекс игрового поведения. То есть, за психическими, психофизиологическими процессами, смех уже реализуется на самостоятельном физиологическом действии.

Так, если положительные эмоции изначально получили реакцию условно-рефлекторно через объективную среду и работу психики, то через безусловный рефлекс игрового поведения приходит особое парателическое (по М.Аптеру) состояние и наполненность положительной энергией из дополнительных источников, по видимому, через более древний нейрофизиологический механизм в подкорковых структурах мозга.

И ещё раз стоит повторить, наряду с положительной эмоциональностью, мы имеем и действие адреналина, который взбадривает и превращает потенциал положительного эмоционального заряда в смех.

При психическом же действии, имеет место реакция удивления в «парадоксе» и неожиданности, или «очарование» гротеском комического явления …с последующим катарсисом (интеллектуально-эмоциональным и эстетическим).

Стоит заключить, что истоки и энергетический источник юмора – это инстинкт игрового поведения.
…И вместе с тем предположить существование архетипов комического образа в наследственной памяти.
Косвенным подтверждением того можно считать тот случай, когда игровое поведение приходит не в общем течении игрового инстинкта, а как бы вопреки условию парателического состояния (эмоционального расположения) непосредственно через «комическое объективное».
Предположим, что один из архетипов комизма – это сравнение человека с животным (на сих образах передается классическая басня).
Это очень похоже на прямой, наследственно закрепленный высмеивающий рефлекс, работающий на различении совершенства и идеалов, и видимо, предназначен для развития «гомосапиенс» - вида «человека разумного».
Поэтому, как заметил А.Бергсон, «неживая природа не бывает смешной». То есть «осмеяние» здесь направлено на живое и в основном на человека.
Также, весьма важное замечание, высказанное Бергсоном, о социализированной роли смеха и комического. Что снова говорит о видовом значении этого рефлекса, что скорее всего запрограммировано на генетическом уровне.
Бергсон убедителен и в том, что комическое, как «природное осмеяние» не только специфично в рефлексе, но изначально имеет свою специфику архетипа (прообраза) в конкретных движениях тела: механистичность, неуклюжесть и т.д.

Комическое – это не всего лишь, гротеск и парадокс, касающиеся человека – то есть, превращение удивления странному и чудному в шутку - но это ещё то, где человек, как центр социальной жизни, несомненно является главным предметом и поводом для совмещения игривого отношения и «творческой критики» (юмора).

Но существует самостоятельная функция игрового инстинкта и рефлекса.
Игривое отношение (то есть, игровое поведение) включается рефлекторно.
Поскольку, в игровом поведении приобретаются разные видовые навыки, в том числе, и интеллектуальные, то в этом аспекте юмор и комическое отношение суть игра-соревнование.
И комическое чувство – юмористическая критика, в этом реализуются, как наследственно закрепленное поведение.

А то, что человек - в большей степени, существо социальное, общественное, это является довольно плодородной почвой для развития юмора и широкого воплощения его в человеческой культуре.

Вопрос «комических архетипов» остаётся спорным, но однозначно, что наблюдать явления, выходящие за условные нормы социальной жизни, культуры и т.п., под комическим углом зрения, это реакция, закрепленная у человека наследственно, и это способствует развитию и совершенствованию.

Комментарий автора:
Внимание!!! Это не смешно - чисто психологическое исследование.
Например - "Комизм реализуется при тех же условиях, где возможно игровое поведение.
Сфера юмора значительно шире. Суть юмора – подметить комическое и остроумно это отразить. Иными словами, юмор выводит комическое из мира игры и вводит его в мир остроумной – творческой художественной мысли. В сатире, например, или иных жизненных обстоятельствах, может быть уже «не до смеха», но юмористическая остроумная критика здесь может быть к месту.
Юмор – это интеллектуальный и культурный аспект комического. Или можно сказать, это комический аспект художественного отражения и мысли".

"Юмор уступает таким истинным видам творчества, как музыка, изобразительное искусство, театр, литература. Несмотря на то, что юмор может включать в себя театр, литературный талант, и также требует развитого интеллекта, он ограничен в своём жанре и не имеет столь высокой жизненоважности.
Юмор - это комическое остроумие. А комизм - это шутка, шутка - это игра, а игра - это веселье, соревнование, интеллектуальное упражнение.
Юмор, действительно, не оставляет после себя такого впечатления, как иные произведения искусства и иные виды человеческой деятельности.
При всей своей сентиментальности и часто, оригинальности, юмор остаётся тривиальным явлением.
Тем не менее сам юмор - это наша повседневность, это окружающая нас жизнь, это наши отношения, наши социальные институты и жизнь в настоящем".