Вчера звонил другу. Слово за слово ... друг чота, ни с того ни с сего, вспомнил,
как мы с ним работали оперативниками и с ехидцей ко мне:
- А помнишь, как ты бегал?
- Ха! Еще бы не помнить!
Я, после того, как из армии демобилизовался, на работу устроился в родной колхоз.
Это был как раз тот период, когда моя должность, в переводе на немецкий язык, называлась: группенфюрер югенд КРС. Впрочем, я про это уже рассказывал.
Так вот, этот самый КРС на лето выгоняли в степь, где для него был построен специальный
„летний лагерь“.
Доярок туда возили на бортовом "газончике" под полным апломба названием „Такси“.
Я же, будучи спорцменом, преодолевал расстояние до летнего лагеря исключительно бегом.
А так как мы в то время еще коммунизм строили, то ежеутренняя подача сводок о среднесуточном надое молока на одну фуражную корову, о количестве вспаханных гектаров мягкой пахоты и намолоте зерна была святой обязанностью работников, имевших отношениe к оперативному учету, поэтому я нисколько не кривил душой, когда говорил, что работаю „оперативником“.
Утренняя дойка заканчивалась в шесть утра, а сводку надо было подать до семи часов, поэтому я с утреца пораньше несся аки конь молодой до летнего лагеря, записывал оперативные данные и тем же макаром бежал обратно до деревни, то есть в контору. Постепенно все привыкли к моим чудачествам
и уже не напрягались при виде бегущего в трусах и майке мужика …
Но вот первое утро в летнем лагере я запомнил на всю жизнь.
В общем, как говорится, первый раз в первый класс…
Подскочил с утра, плеснул в лицо водой, натянул трусы спортивные и алга, в смысле - вперед!
Расстояние до лагеря было так себе – пять, пять с половиной километров.
Для такого молодого лося, каким в то время был я, плевое дело.
А бежать по степи летом с утра одно удовольствие: солнышко светит, жаворонки в небе сверестят …
а запахи …. лепота одним словом! Бегу … настроение отличное …
Бегу … и не подозреваю, что в лагере летнем кипиш недецкий поднялся!
Степь же кругом. Видимость километров десять окрест. Доят себе бабы коров спокойненько, доят …
и вдруг видят, что из деревни, что есть сил бежит мужик в трусах. Я не знаю, какие мысли родились в их головах, и какой алгоритм действий ими руководил, но действовали они слаженно.
Когда я добежал до места дислокации своей бригады, меня встретил плотно, плечом к плечу, сомкнутый отряд доярок, готовых к самому худшему.
А доярки у нас все были
ни фига телом не обиженные. Ну, это и понятно.
Потаскай-ка 50-килограммовые мешки с комбиркомом. Для этого истинно богатырское здоровье надобно.
Стоят такие ... лица у всех суровые.
У кого тяпка в руках, которой гавно(пардон за пафосное слово) из под коров выгребают, у кого вилы ...
Минин с Пожарским таких без раздумий в ополчение бы взяли.
В общем, помните же, как у классика:
- Есть женщины в русских селеньях!
Я же, ни ухом ни рылом, радостный такой:
- Здрассьте, бабоньки!
И шасть в пристройку, в которой была оборудована комнатушка для учетчиков.
Те за мной … сгрудились в дверях. Глаза у всех недобрые какие-то:
- Ну?!
- Чо, ну? - не понял я.
- Ты чо бежал-то, падлюка?
Это тетя Лида спросила – моя тетка двоюродная.
Интонация, с которой тетя Лида произнесла эту "падлюку", не предвещала ничего хорошего.
У меня от ее слов аж мороз по коже:
- Ну дык … за сводкой, – объясняю, стараясь не терять самообладания.
- Так а бежал-то чо? – уже как-то вкрадчиво переспросила тетя Лида.
- Ну, я это … спорт же … - не скрою, растерялся я.
- Спорт? -
Ничего не понимая, доярки смотрели друг на друга охреневшими взглядами.
- Споорт?!
Вдруг вижу, как эти десять бабонек одновременно набирают воздуха в свои объемные груди …
- Спооорттт, бл….?! Mы, бл ... тут, бл... чуть, бл...
И тут я сверхъестественным чутьём, как тот Пашa Эмильевич, понял, что, наверное,
меня сейчас будут бить. И возможно этими самыми тяпками, которыми гавно чистят.
Блин! А на мне из одежды тока трусы. Я как-то сразу себя неуютно почувствовал.
И беззащитно. Стою ... непринужденно руками пах прикрываю, чтоб какая-нить фурия в горячке не оттяпалa тяпкой самое дорогое!
Улыбаюсь изо всех сил, мол, бабоньки, вы чо? И тут кэээк началось! Мама дорогая!
Не, бить не били, но слова летали такие, аж воздух звенел.
A так как лексикон разъяренных доярок мало чем отличается от лексикона командира стройбата,
то мне, собственно, вам и рассказать нечего.
В общем, высказали они мне все, что обо мне думают.
B десять глоток, не стесняясь моего юного возраста.
Я потом ихний мат еще дня три из ушей выковыривал.
Не, вот что касается меня, так я как-то сразу понял и зарубил себе на носу:
доярки - существа нежные и ранимыe, с тонкой душевной организацией.
Помню еще, что вдохновленный их велеречивыми оборотами, обратно до деревни
я добежал чуть ли не в два раза быстрее.
Но самый главный вывод, который я сделал: нельзя улыбаться разгневанным женщинам.
Потому как это грозит последствиями самыми непредсказуемыми.
как мы с ним работали оперативниками и с ехидцей ко мне:
- А помнишь, как ты бегал?
- Ха! Еще бы не помнить!
Я, после того, как из армии демобилизовался, на работу устроился в родной колхоз.
Это был как раз тот период, когда моя должность, в переводе на немецкий язык, называлась: группенфюрер югенд КРС. Впрочем, я про это уже рассказывал.
Так вот, этот самый КРС на лето выгоняли в степь, где для него был построен специальный
„летний лагерь“.
Доярок туда возили на бортовом "газончике" под полным апломба названием „Такси“.
Я же, будучи спорцменом, преодолевал расстояние до летнего лагеря исключительно бегом.
А так как мы в то время еще коммунизм строили, то ежеутренняя подача сводок о среднесуточном надое молока на одну фуражную корову, о количестве вспаханных гектаров мягкой пахоты и намолоте зерна была святой обязанностью работников, имевших отношениe к оперативному учету, поэтому я нисколько не кривил душой, когда говорил, что работаю „оперативником“.
Утренняя дойка заканчивалась в шесть утра, а сводку надо было подать до семи часов, поэтому я с утреца пораньше несся аки конь молодой до летнего лагеря, записывал оперативные данные и тем же макаром бежал обратно до деревни, то есть в контору. Постепенно все привыкли к моим чудачествам
и уже не напрягались при виде бегущего в трусах и майке мужика …
Но вот первое утро в летнем лагере я запомнил на всю жизнь.
В общем, как говорится, первый раз в первый класс…
Подскочил с утра, плеснул в лицо водой, натянул трусы спортивные и алга, в смысле - вперед!
Расстояние до лагеря было так себе – пять, пять с половиной километров.
Для такого молодого лося, каким в то время был я, плевое дело.
А бежать по степи летом с утра одно удовольствие: солнышко светит, жаворонки в небе сверестят …
а запахи …. лепота одним словом! Бегу … настроение отличное …
Бегу … и не подозреваю, что в лагере летнем кипиш недецкий поднялся!
Степь же кругом. Видимость километров десять окрест. Доят себе бабы коров спокойненько, доят …
и вдруг видят, что из деревни, что есть сил бежит мужик в трусах. Я не знаю, какие мысли родились в их головах, и какой алгоритм действий ими руководил, но действовали они слаженно.
Когда я добежал до места дислокации своей бригады, меня встретил плотно, плечом к плечу, сомкнутый отряд доярок, готовых к самому худшему.
А доярки у нас все были
ни фига телом не обиженные. Ну, это и понятно.
Потаскай-ка 50-килограммовые мешки с комбиркомом. Для этого истинно богатырское здоровье надобно.
Стоят такие ... лица у всех суровые.
У кого тяпка в руках, которой гавно(пардон за пафосное слово) из под коров выгребают, у кого вилы ...
Минин с Пожарским таких без раздумий в ополчение бы взяли.
В общем, помните же, как у классика:
- Есть женщины в русских селеньях!
Я же, ни ухом ни рылом, радостный такой:
- Здрассьте, бабоньки!
И шасть в пристройку, в которой была оборудована комнатушка для учетчиков.
Те за мной … сгрудились в дверях. Глаза у всех недобрые какие-то:
- Ну?!
- Чо, ну? - не понял я.
- Ты чо бежал-то, падлюка?
Это тетя Лида спросила – моя тетка двоюродная.
Интонация, с которой тетя Лида произнесла эту "падлюку", не предвещала ничего хорошего.
У меня от ее слов аж мороз по коже:
- Ну дык … за сводкой, – объясняю, стараясь не терять самообладания.
- Так а бежал-то чо? – уже как-то вкрадчиво переспросила тетя Лида.
- Ну, я это … спорт же … - не скрою, растерялся я.
- Спорт? -
Ничего не понимая, доярки смотрели друг на друга охреневшими взглядами.
- Споорт?!
Вдруг вижу, как эти десять бабонек одновременно набирают воздуха в свои объемные груди …
- Спооорттт, бл….?! Mы, бл ... тут, бл... чуть, бл...
И тут я сверхъестественным чутьём, как тот Пашa Эмильевич, понял, что, наверное,
меня сейчас будут бить. И возможно этими самыми тяпками, которыми гавно чистят.
Блин! А на мне из одежды тока трусы. Я как-то сразу себя неуютно почувствовал.
И беззащитно. Стою ... непринужденно руками пах прикрываю, чтоб какая-нить фурия в горячке не оттяпалa тяпкой самое дорогое!
Улыбаюсь изо всех сил, мол, бабоньки, вы чо? И тут кэээк началось! Мама дорогая!
Не, бить не били, но слова летали такие, аж воздух звенел.
A так как лексикон разъяренных доярок мало чем отличается от лексикона командира стройбата,
то мне, собственно, вам и рассказать нечего.
В общем, высказали они мне все, что обо мне думают.
B десять глоток, не стесняясь моего юного возраста.
Я потом ихний мат еще дня три из ушей выковыривал.
Не, вот что касается меня, так я как-то сразу понял и зарубил себе на носу:
доярки - существа нежные и ранимыe, с тонкой душевной организацией.
Помню еще, что вдохновленный их велеречивыми оборотами, обратно до деревни
я добежал чуть ли не в два раза быстрее.
Но самый главный вывод, который я сделал: нельзя улыбаться разгневанным женщинам.
Потому как это грозит последствиями самыми непредсказуемыми.
География стройки слегка сместилась, но дело наше живёт! )
Держусь из последних сил.
Все чаще с тоской вспоминаю своих русских бухгалтерш.
Зал встал, и рыдая взорвался шквалом аплодисментов!
что трахаться я и без ног смогу.
Просто никто не ожидал, что появится мудак в трусах, котоый эту идиллию нарушит.
так бы точно оттяпали!