Шмель мохнатый.

Намедни ко мне залетел шмель. Правда, сначала я подумал, что это воробей карлик или колибри акселерат, но потом всё-таки разглядел – сука, шмель. Огромный такой, мохнатый. Где только эта тварь успела так отожраться? Наверное, всю зиму лапу сосал. Залетел и стал жужжать и биться о стекло.
Одна створка окна была открыта, поэтому я подумал, что, если зверюга не совсем тупой, то сам разберётся. Я ему даже сказал, что он заебал, и подсказал чтобы он брал правее - воля там. Но время шло, а он всё жужжал и долбился. Громко. Очень громко жужжал и очень сильно долбился. Мешал читать. Тупой, сука! Зато установщики окон всё-таки не обманули, когда пиздели про последнюю партию комплектующих и фурнитуры из Германии. А шмель всё-таки оказался тупым (я даже имя ему соответствующее дал, когда взывал к его совести и требовал прекратить нарушать мой покой).
Собрался я уж было ласково, газеткой, направить его в сторону вон, то есть на свежий воздух, в смысле на хуй, как и жужжание и долбёжка башкой о расплавленный кварцевый песок, смешанный со всякой другой хуйнёй, неожиданно дружно прекратились.
- Наконец-то, - возрадовался я, начавший уже беспокоиться за психическое здоровье кота, который, хуй его поймёт, то ли взревновал, то ли включил охрану территории или решил, что это мышь летучая. Один жужжит и бьётся о стекло, другой прижимается к полу и исполняет хвостом Джимми, Джимми, ача, ача… Ни минуты покоя.
Вечерело. Я прикрыл окно и задёрнул шторы. И тут жужжание и долбёжка возобновились. Палять! – от души подумал я, пошевелив в такт мысли губами. Сходил на кухню за стаканом, взял картонку и аккуратненько, чтобы не поранить птицу, и чтобы оно мне чего-нибудь не откусило, отловил незваного гостя. Затем, открыв окно, я уже вознамерился выпустить залётного, но с улицы на меня пахнуло апрельским холодком. Куда же он в такую погоду? Сгинет ведь животина почём зря! Не желая брать грех на душу, я пересадил тупое насекомое в большую стеклянную ёмкость и решил, что выпровожу его на хуй завтра. В банке шмель затих, перестал жужжать и долбиться о стекло, а просто ползал по картонке. Ну и разок станцевал нижний брейк. Нормальный пацан.
Кот успокоился. А я – нет. Он ведь, сука, до утра сдохнет с голоду! Подложил спичку под банку для доставки кислорода, капнул ему туда воды. В холодильнике было чем напоить-накормить пару-тройку незваных гостей, но ничего для насекомых. Пошёл в Google. Google сказал, что шмель жрёт пыльцу. Google! Ты не охуел? Где я тебе возьму пыльцу в 21 часов? Пыль я ещё могу поискать и найти где-нибудь за креслом. Пыль наверняка где-то есть. Но пыльца!!!??? Оппа! На подоконниках везде расставлены всякие зелёные насаждения, за ними кто-то ухаживает, удобряет, поливает и даже стрижёт. Нашёл пару хуёвин с лепестками и, как я предположил, с пестиками и тычинками, оторвал и заложил их в вольер с узником стеклянного замка из под чего-то. Сразу признаюсь, за обрывание хуйни с лепестками я заработал порицанию. Пришлось прибегнуть к силе убеждения и пояснить, что флора была принесена в жертву фауне. Флора нарожает ещё цветочков, а этот милый лохматый шмель мог погибнуть мучительной смертью или от холода, или от голода. Конфликт был замят. Или спущен на тормозах. Или отложен на потом.
Проснувшись поутру я обнаружил на журнальном столике инсектопарк. Шмель то ли спал, то ли сдох. Приподнял банку, шмелюга разшевелился и вернулся к старой практике жужжать и долбиться. На кухне раздавались звуки готовящегося завтрака. Пора выпускать. Я взял банку и открыл окно. За окном был снегодождь. Апрель, хуле. Не фашист же я проклятый, чтобы невинного шмелика губить! Занёс его обратно. А тут и любительница кактусов-фикусов подоспела. Она, типа, сахар растворила и принесла на завтрак шмелику сироп. Он же такой милый! Значит цветочков ей жалко, а сахар тратить хуй знает на кого можно!? Я, сука, начал ревновать. Я реально ревнивый. Просто никто об этом не знает, потому что я это никак не проявляю.
Короче, во второй половине дня выглянуло солнышко, взял я шмеля вместе с банкой, поставил её у открытого окна горлышком вверх: Беги, Форест, беги! Хуй мне! Он ещё часа полтора вылетал из банки, залетал в банку, жужжал и долбился об окно.
Я не знаю, кушал ли этот шмелюга цветочки или сахарный сироп, но на белоснежной картонке осталась то ли чёрная, то ли коричневая арабская вязь. Вот и гадай теперь: «Cпасибо» накакал или «I’ll be back».