Проверка на смелость.

Навеяно темой Гоффа про воспоминания ...

Вспомнил, что в моем "архиве" лежит клочок бумажки, на котором стоит только дата: 14 июля 1970 г.
Я не помню, кому из нас двоих, мне или моему другу Саньке, пришла в голову столь сумасбродная мысль: дабы проверить себя „на слабо», посетить деревенское кладбище ровно в полночь, когда согласно всем страшным байкам и поверьям, вся нечисть выползает наружу.
Наверняка, Саньке! Я-то был примерным мальчиком. Пионер, отличник, спортсмен!
Нет, Санька тоже был спортсменом и пионером, но он не был отличником.
Не, точно Санька все это затеял!
Идея с самого начала была дурацкой, так как кладбище находилось в трех километрах от деревни и вела к нему всего одна дорога, которая проходила через большую рощу.
Первый раз мы пошли спонтанно: вдруг собрались и пошли.
В полной темноте, без фонариков.
Но дошли только до рощи, возле которой вдруг, не сговариваясь, повернули обратно.
Мы оправдывались друг перед другом, что, мол, темно, а в темноте же можно напороться на сук … эээ, ну в смысле, сучком же можно глаз повредить.
Но факт остается фактом – струсили.
В следующий раз мы пошли на кладбище, когда светила полная луна.
Да еще для храбрости взяли с собой пионерские галстуки, которые повязали сразу же, как только вышли за деревню.
Но, подойдя к роще, которая в лунном свете казалась еще более черной и мрачной, мы снова остановились. Было жутковато, чего уж там!
И тут меня осенило:
- А давай пойдем дальше с песней!
Сань обрадовался:
- Это идея!
Но тут дело неожиданно застопорилось: все-таки выбор большой, и с песней надо было не прогадать! Хотя, оба понимали, что оттягиваем ответственный момент.
Международный гимн «Интернационал» мы отвергли сразу, потому что первыми словами там были:
- Вставай проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов! -
потому как мы боялись накаркать, … а то, мало ли, кто там еще встанет помимо голодных голодных и рабов!
Встречаться с представителями потустороннего мира в наши планы не входило.
Санька предлагал:
- Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе!
Я же настаивал на:
- Смело мы в бой пойдем за власть Советов
И как один умрем в борьбе за это!
Мы долго спорили: никто не хотел отступать!
Но понимали, что спорь не спорь, а идти, рано или поздно, все равно придется!
Наконец, мы сошлись на компромиссном варианте: решили петь „Гимн советских пионеров»!
Мы поправили галстуки и запели:
- Взвейтесь кострами синие ночи, мы, пионеры, дети рабочих! –
Чуть ли не строевым шагом мы рванули через рощу и уже через пять минут стояли у ворот кладбища. Нет, песен мы больше не пели.
Посчитали, что это будет уже кощунством.
Но и молчать тоже было страшно, поэтому мы громко разговаривали: несли какую-то ахинею, лишь бы не молчать.
Слабый ветерок шевелил листья деревьев, окружавших кладбище по периметру.
A нам казалось, что кто-то шепчется между могилами. А эта игра теней ... сверканье звезд, пробивающееся сквозь листву деревьев ...
более похожее на светящиеся глаза восставших из гроба мертвецов ...
Как там у Высоцкого: - Страаашно, аж жуть!
Поэтому своей болтовней мы загоняли наш страх, как можно глубже, куда-нибудь в самый укромный уголок души.
Мы честно выполнили поставленную перед собой задачу, обойдя все кладбище,
каждую могилу.
Наконец мы вышли на небольшую полянку, свободную от могил и Санька, преисполненный гордости и совсем осмелев, произнес:
- Брехня все это про ходячие скелеты, вурдалаков и чертей! Да и Бога тоже нет!
Провалиться мне на этом месте! –
и он подпрыгнул, и … земля разверзлась у нас под ногами, … и мы полетели куда-то … в пустоту. Казалось, мы летели целую вечность!
Боже, как мы орали!!
Кажется, мы еще не прекратили падать, как неведомая сила вытолкнула нас обратно!
А как мы бежали!! Без песен, конечно!
Обратный путь до деревни мы преодолели много-много быстрее!
А рощу мы вообще не заметили!
Возле деревни, когда мы остановились чтобы отдышаться и прийти в себя, Санька сказал:
- А … хых-хых … жалко … хых-хых … , что Петровича … хых-хых … с секундомером не было!
От всего пережитого с нами случилась форменная истерика.
Мы пытались что-то говорить, но новый приступ хохота душил все на корню.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но чей-то дребезжащий голос, казалось над нами, вдруг произнес:
- Аааа, пионееры!
- Ааааааааааа!
Как мы орали!!! А как мы бежали!!!
До сих пор не знаю, кто это был или что это было!
На следующий день, гонимые любопытством, мы пошли кладбище еще раз, чтобы увидеть, куда же мы ночью провалились.
Оказалось, все куда банальней, чем мы себе напредставляли.
Это была очень старая могила, настолько старая, что даже холмик со временем исчез.
Земля под верхним слоем дерна просела, ну, а когда мы на него наступили, да Санька еще подпрыгнул, дерн и не выдержал.
Провалились-то мы всего на полметра, но страх, сидевший внутри нас, многократно преувеличил и дорисовал в нашем воображении ужасную глубину падения.
Много лет прошло с тех пор. Давно исчезли детские страхи.
A, как память, о той, первой проверке на смелость, остался только этот клочок пожелтевшего тетрадного листка в клеточку, на котором написано: 14 июля 1970 г.