Спизжено. но я посмеялась)

Голяшки ужми

Друг мой пароходский, Санька, рассказывал истории из своей армейской службы. Одна из них, но сначала пару слов о Саньке.

Со стороны он мог показаться человеком не очень эмоциональным, даже угрюмым, но только до тех пор пока с ним не познакомишься ближе. В те годы когда я с ним познакомился, ему лет двадцать семь было, он одновременно походил на молодого Брюса Ли и пожилого индейского вождя, такой же смуглый с тяжелым, чуть расплюснутым носом, и не пропускал ни одного кипиша. Ну дак...

Армия. Не помню сколько он к тому времени прослужил, но один из гандонистых дембелей приносит однажды ему свои яловые сапоги. Где их тот раздобыл, собираясь выйти на дембель сменив кирзу на кожу, история умалчивает, но сапоги были. Новые офицерские сапоги были сорок четвертого размера, и стояли они прямо перед Санькиной невозмутимой физиономией.

- Голяшки ужми, - сказал ему дембель и ушел. Санька вслед ему попытался возразить, дескать он этого делать не умеет, но дембель намека не понял и ушел. Приказал правда напоследок:

- Вечером принесешь!

- Как ужми? - спросил я Саньку,- и науя?

- Ну фишка такая модная. Чтобы голяшка ногу красиво облегала – дембельский писк.

- А как?

- Ну как. Берешь, обмазываешь голяшки ваксой, кладешь на стол, накрываешь газетой и сверху горячим утюгом.

- И че, сильно ужимаются?

Санька ухмыльнулся. А я к тому времени уже знал его реакции, в переводе на мои это означало закатиться в истеричном ржаче, и ждал продолжения.

- Я ему, лядь, ужал голяшки. Рука не влазила!

Я ухмылялся уже по-своему, и держась за живот, с трудом дослушивал как Санька меня добивает.

- Прикинь. ВООт такие сапоги! - он показывал двумя руками сорок десятый размер, и потом, уже двумя пальцами, чуть разомкнутое кольцо, – и вот такие голяшки!

- И чо? – простонал я, ухмыляясь из последних сил.

- Че. Принес после ужина в курилку и на стол поставил.

- А дембеля?

- Они так ржали, что даже отпи%дить забыли.