Гусарский пердюмонокль.

Марья Даниловна сидела у окна и по своему обыкновению вязала. Из-под чепца с рюшами выбивались её седые пряди, и она регулярно пыхтела, пытаясь отогнать от глаз, мешающий ей завиток. С очками на носу, сгорбленная, в халате, сидящая у камина с вязанием, она напоминала немецкую фрау, изображаемую на рождественских сентиментальных картинках.

В тот день, Марья Даниловна слегка переусердствовала с коньяком, поэтому спицы и вязание она лишь держала в руках, мерно раскачиваясь в кресле-качалке. И треск поленьев в камине, и тени, отбрасываемые на стены от горящих в канделябре свечей, и томность, приданная коньяком, всё это привело даму в весьма возвышенное настроение. Для полноты ощущений ей хотелось еще выкурить трубочку, но через несколько минут к ней должна была заглянуть внучка, и клубы дыма от крепкого голландского табаку, скорее всего не получилось бы выдать за дым от камина. Из коридора послышался стук каблучков. В комнату вбежала Лизхен, младшая внучка Марьи Даниловны. Раскрасневшаяся от морозца и внутренних переживаний, она сбросила шубку и уселась подле бабушки. Немного помолчав, она осторожно начала беседу: - Ах, голубушка Марья Даниловна, Вы даже не представляете в какой неописуемый трепет меня сегодня привел смех господина поручика. - Это, какой поручик? – осведомилась бабушка. – Князь Барятинский? - Они-с. – Подтвердила Лизхен. – Звонкий, нежный, напоминающий падение хрустальных бусинок в вазу, вот какой смех. Вас, бабушка, когда-нибудь волновал мужской смех? - В наше время, дочь моя (в это время коньяк полностью завладел разумом Марьи Даниловны и она слегка запуталась в классификации родовых отношений), офицеры хохотали раскатисто, напоминая хохотом раскаты боя полковых барабанов. Но ничего, кроме омерзения, этот смех у меня не вызывал. - От чего же так? - Однажды ко мне перед отправкой на маневры прискакал любовник. Ротмистр Ахтыжёбского гусарского полка. Красавец. Богатырского росту. Он пел под моим балконом, сидя на горячем скакуне. И в тот момент, когда он уже одолел «фа», подбираясь к, (как генерал Давыдов к замёрзшим французам), «ля», не выдержали собаки. Они завыли. Дворня затыкала уши, а с потолка спальни посыпалась штукатурка, и поскакала на выезд пожарная команда. В этот момент на балкон выглянул Ваш, Лизхен, дедушка. В сию же секунду «ля» было взято, как Париж Кутузовым. Дедушка перекрестился и наставил на ротмистра пистолет. Мой любовник вознёс руку для прощания со мной. Я приготовилась упасть в обморок. И тут, видимо, не выдержав пения, гусарский конь, присел, навалил дымящуюся кучу, и издал звук, напоминающий пушечный залп, сбив выхлопной струёй парок от свежеприготовленного изделия. От смеха свалился Ваш, Лизхен, дедушка. Ротмистр ржал, соревнуясь в громкости смеха со своей блядской лошадью. Дворня выла, а мне хотелось застрелить всех из дедушкиного пистолета. Марья Даниловна не выдержав достала из бездонного кармана халата набитую трубку и окутала себя клубами дыма. А бледная Лизхен на цыпочках вышла из бабушкиной комнаты...(с) мой друг: Сергей Серегин