Тут такая ржака!!!

Одним из халатных упущений Интуриста было то, что иностранцам при
въезде в Ленинград не читали технику безопасности. Один лектор мог бы
сэкономить труд нескольких бригад скорой. А ведь могли бы организовать с
того конца адаптационные курсы и качать дополнительную валюту.
А это был вообще невезучий америкашка. Его бы сразу выбраковать - не
готов морально и физически, сиди уж дома; нет, тоже поперся. Показать,
значит, жене и дочери загадочную страну белых медведей. Какой он храбрый и
богатый.
Первый раз скорую вызвали с утра. Колитик у него легкий образовался.
Приступ геморроя с мелким кровотечением. Ну что: хватил вечером водяры
нашу дозу, закусил непривычным, переварить без тренировки не смог. Так
отдыхай в номере, лелей свечку в анусе!
Нет - потащился с группой по городу; рейнджер. Ах, дворцы, ах,
Невский! - как же, деньги уплачены, надо получить все сполна. На Невском у
него брюхо и схватило.
Переводчик эвакуировал его в ближайший туалет - под телеателье,
напротив Строгановского дворца. Ждут десять минут, двадцать, беспокоятся.
Выползает америкашка наверх сильно хромая, разъяренный и мокрый.
Порывается переводчику въехать по морде.
Выяснилось, что когда он влетел в освободившуюся кабинку, его унитаз
смутил. Загажен до непривычности. Он лихорадочно вспомнил армейскую службу
и туристские рассказы и проявил смекалку - взобрался на стульчик ногами и
сел орлом, подобно русскому рядом. Но он был не орел, и не русский, и в
кульминационный момент скользнул. Он натужился, ножки старческие дрогнули,
и он со скользкого мокрого фаянса слетел. Одна нога, значит, сдрыгнулась
на пол, а вторая в унитаз. И он загремел набок.
Он чуть не вывихнул колено и соответственно изгваздался. Туалетной
бумаги вокруг не оказалось и мыла тоже. Благоухая и кряхтя, пострадавший
путешественник обтерся платочком, обмылся ледяной водой, харкнул в зеркало
и клокоча похромал наверх воевать за правду. Он припылил на тачке в
гостиницу и устроил такой бенц, что группе молниеносно сменили
переводчика.
Новой переводчице внушили задобрить и сгладить. И девочка объявила
группе маленький сюрприз: в Ленинграде открылась первая пиццерия, и вот
они за очень дешево пообедают настоящей горячей пиццей и оценят наше
качество привычной в Америке еды.
Тут она немного промахнулась. В Америке такое качество оценивает
уголовный суд. Пицца, унаследовав итальянское имя, была ублюдком от брака
русского блина с еврейской мацой: полупрозрачная сухая лепешка, посыпанная
крошкой, измельченной до такой степени, чтобы нельзя было определить,
колбаса это или иной какой деликатес. И сверху украшена кляксой томатной
пасты.
Америкашка, в довершение несчастий, оказался по национальности
итальянцем. Такое сочетание кого хочешь подкосит: штатник и итальяшка в
одном лице, с приступом геморроя и свалившийся с горшка.
Американец не согласился, что это пицца. Официантка заменила черствую
на горячую. От этих издевательств американец завопил по-итальянски и,
кавалерийски потрясая пиццей, заскакал забинтованным коленом вперед на
кухню. Бороться, значит, за качество питания.
Что за бескультурье, удивляется пекарь, а еще иностранец! Тут вам не
там! Живо сдерет милиция валютный штраф и - коленом под зад обратно: дома
в Америке гангстера изображай! не такие едали! Наглый халдей, все кругом
прикормлены.
Американец взрывается английским матом, доступным пекарю и по
видеопорникам. Пекарь парирует, что он его фак и клиент может кисс его в
эсс. Американец надевает ему пиццу на рыло, бьет посуду, получает
слева-справа по уху, к обеим сторонам набегает подмога - итальянский
темперамент плюс американская раскованность внакладку на национальную
гордость великороссов дают потрясающие результаты! Любо-дорого поглядеть,
какой погром! Еле всех растащили.
Американец баюкает руку, обожженную кипящим маслом. Янки дудль. В
гостиницу приезжает та же скорая, что три часа назад ему ногу вправляла.
Подмигивают старому другу и врачуют ожог.
Цезарь после такой кампании отступил бы. Но Цезарь не был
американцем.
Бригада по возвращении на станцию устраивает пресс-конференцию.
Третий вызов! ну не климат ему здесь.
Так вечером попозже он решил пропустить рюмочку, успокоить нервы. Он
пропустил рюмочку, и две рюмочки, и четыре рюмочки, и вышел чуть-чуть
прогуляться перед сном, вдохнуть прохлады и полюбоваться зрелищем ночного
Ленинграда.
Зрелище было хоть куда. У него поинтересовались, который час,
попросили закурить, вслед за чем на сносном английском предложили выгодно
продать доллары. Вместо шестидесяти официальных копеек - по четыре рубля.
Такая подвалила финансовая удача, и он продал стольник.
Это компенсировало несчастья прошедшего дня. Микрокалькулятор показал
прибыл от операции в шестьсот шестьдесят шесть долларов шестьдесят семь
центов, а это даже для небедного американца славный заработок за день
отдыха. И он придумал отпраздновать находку покупкой самого лучшего
коньяка в ближайшем открытом гастрономе. И у кассы обнаружил, что с верху
пачки десятка, и с низу - десятка, а между ними - аккуратно настриженная
бумага. Куклу ему задвинули. Один, в темноте, выпивший: лох.
Баннерная реклама в Интернет. Это на него произвело такое сильное впечатление, что по пути в
гостиницу его хватил инсульт. Лег он на тротуар и стал тихо помыкивать.
Лежит? Мычит? Пахнет? Пьяный! Мало у нас близ винных вечером народу
лежит: кто мычит, кто нет. Переступали. Потом луноход приехал.
Подняли его загружать, а там лоб разбит и рука забинтована. Милиция
вызывает скорую - не хочет ответственности: обвинят в избиении, были
прецеденты.
Прикатывает скорая: битый алкаш. Кидают на носилки, пихают в машину,
и - в 25-е Октября. Эта больница вечно по пьяной травме дежурит.
В приемной скатили его на кафельный пол и отбыли.
Поскучал он полночи на полу среди алкашей, в порядке очереди.
Хлопнули на топчан, стали раздевать - и обнаружили паспорт. Он лежал не в
нагрудном внутреннем кармане, как у людей принято, а как бы потайном,
изнутри полы. От воров прятал. Скорая и не нашла.
Больница имени 25-го Октября для иностранцев не предназначена. Туда и
своим лучше не попадать. Дежурный врач звонит в диспетчерскую скорой.
Оттуда - в интуру, оттуда - в гостиницу. А там уже группа колготится,
экспедицию на поиски организует и чуть ли не в ООН обращаться собирается.
И толпа интуристов вламывается в приемное. Ознакомились они с
контингентом, глянули на перегоревшие лампочки меж облезлых стен, нюхнули
запашку и пришли в тихий ужас. Застонали, завопили, одни камерами щелкают,
другие консулу звонят: такие условия!.. Дежурный врач хватается за сердце:
нельзя иностранцев, нельзя снимать, провокация западной пропаганды!
Узнают, затаскают, выгонят! И узнали, и выгнали, поскольку телефоны
посольства на прослушке, стукач при группе: прибыло ГБ в штатском,
оттеснило иностранцев, засветили им пленки; одновременно прибыл третий
секретарь американского посольства, готовый защищать жизнь
соотечественника всей мощью державы; просочилось все на "Голос Америки", и
слава больницы 25-го Октября достигла всемирных масштабов.
Уволили за недосмотр и переводчика (третьего, последнего). И стукача
уволили. Скорая, к счастью, отделалась выговорами. А америкашку перевезли
в больницу Куйбышева и положили в отдельную палату, где он через два дня
благополучно и помер.
Так сообщать приятную новость жене с дочерью врачи выпихнули опять же
переводчика, уже четвертого по счету, приставленного лично к больному.
Однако когда переводчик утешил, что все хлопоты и расходы по доставке тела
на родину советская сторона, верная законам гостеприимства, берет на себя,
убитая горем семья обнялась и просияла. Таковы их нравы.
Вот после этой самой истории КГБ и потрясло Интурист, что в
результате кончилось снятием и посадкой за миллионные хищения бессменного
директора Ленинтуры Ванюшина и воцарением в его кресле верного
номенклатурщика Сорокина. И Интурист в Питере стал называться не "Дети
Ванюшина", а "Сорочинская ярмарка".
М.Веллер