История подполковника-афганца. Жизнь страшнее любого триллера.

Я регулярно читаю в Яндекс-Дзене Блог плиточника . Мастер-плиточник, бригадир, пишет о своей жизни гораздо талантливей многих, кто сейчас с сочинительства живет. Возможно, потому, что пишет о том, что видел и знает, и не ради денег.  Истории реальные, с техническими подробностями, в комментариях обычно есть другие мастера, которые знают участников. Но эта не совсем про плитку.

  На объекте случился аврал - не вышли сразу 2 мастера, сроки горят. Пришлось искать замену. Далее от имени автора-бригадира.

Высокий, седовласый мужик бомжеватого вида, с военной выправкой, и явным нарушением рассудка, оказался в нашей бригаде за день до этого. До сих пор помню его глубокий дикторский бас и то, как он величаво представился — «друзья меня зовут Страдивари».

Сам до конца не могу понять, зачем я тогда дал добро на то, чтобы он приступал к работе. Ведь ясно было, что работник из него никакой. Но то ли я был настолько уверен, что он не выйдет, то ли я не хотел его ранить отказом, не знаю…

Так или иначе, он вышел и какую-то работу делал.

История его оказалась удивительней и страшнее любого вымысла. На второй день за ним приехала его сестра, Валентина Александровна, интеллигентная женщина с утонченными чертами лица лет сорока. Я так понял, она присматривала за своим братом. Приехала не одна, с сослуживцем и другом нашего героя, Фанисом Рафаэловичем. 

Источник                  Продолжение

«Последняя капля»

-  До отпуска оставалось пару недель, ещё бы немного и он был бы уже дома, но жизнь решила по иному, — с горечью сказала Валентина Александровна, когда мы заговорили о её брате во время обеда в бытовке.

— Да… — многозначительно поддержал её Фанис Рафаэлович, который пришёл вместе с ней за своим сослуживцем.

*********

— Пять лет… Почти пять лет, мы были вместе, — теребя край рубашки и смотря куда-то в даль начал свой рассказ Фанис Рафаэлович, — много видели, даже один раз из плена бежали. А уж сколько боёв прошли — счёту нет, — он сделал паузу, затем с горькой усмешкой добавил, — смешно, иногда даже проскакивали шутки, то в его адрес, то в мой, о нашей неуязвимости…

Дело было, когда мы брали один из Кишлаков. Силы были не равны, нас было значительно меньше — дали неверные данные. 

Шла бесконечная стрельба. Земля выла. В воздухе было нечем дышать.

— Не стрелять! Не стрелять!, — закричал в какой-то момент Игорь, махая руками и давая всем понять, чтобы стрельба прекратилась. Почти в этот же момент огонь прекратился и с противоположной стороны.

Игорь вышел из укрытия и начал медленно спускаться. Мы с мужиками не сразу поняли, что происходит.

— Ты куда попёр?! Вернись на место!, — кричал я ему.

Но он даже не обернулся. Тяжело ступая он медленно двигался в направлении кишлака.

Сколько это длилось — не помню. Время замерло, словно божественный киномеханик специально замедлил движение плёнки жизни.

Но я очень хорошо помню как он шёл… Там не было бесстрашия. Там не было и страха. В то же время что-то страшное таилось в каждом шаге — воедино сплелись пустота, отчаяние и безнадёжность.

Мы увидели, куда он направлялся.

В двадцати метрах одной из хижин находилась женщина. Стоя на коленях, она держала на руках бездыханную девочку лет пяти и словно маятник, качалась из стороны в сторону, издавала душераздирающий еле слышный вой.

Вселенских размеров материнская скорбь невидимой волной накрыло то место.

Накрыло всех, кто там был.

А этот жуткий леденящий вой… Временами он до сих пор раздается во мне эхом.

Добрая сотня глаз смотрели на голову Игоря сквозь рамку прицела, но он шёл так, словно уже никуда не спешил. Ни одна сука не выстрелила.

Он подошёл к женщине, помог ей встать, взял на руки девочку и они вместе направились в ближайшую хижину.

Из хижины он вышел через минуты три. По взгляду мы всё поняли — он остаётся.

Мы отступили.

С тех пор я его не видел семь лет. Записали без вести пропавшим. — Фанис Рафаэлович сделал небольшую паузу, затем тяжело выдохнув добавил, — ТУ ДЕВОЧКУ УБИЛ ИГОРЬ.

«Надлом» или «Больнее всего, что теперь он редко узнаёт даже своего сына»

— Конечно, немалую роль во всём этом сыграл Афган и всё, что там происходило. Но само по себе, его это не сломило.

И даже та ситуация, когда случайно он убил девочку и решил остаться в кишлаке, когда он во время боя ни с того ни с сего побрел в ту сторону — это не было помутнением рассудка. То было осознанно.

***

— Оставшись в Афганистане с Гульнарой, — продолжил рассказ сослуживец Игоря Александровича, — так звали мать той девочки, которую нашла его шальная пуля, Игорь сменил веру на мусульманскую, а имя на Акбар.

— А как его там приняли? Его ведь в плен должны были взять? И это… он потом воевал против своих же что ли?, — спросил Пётр, который был в нашей бригаде и тоже находился вы бытовке.

— Подробностей я не знаю, Игорь был скуп на описание этого времени, — Фанис Рафаэлович отвёл глаза в сторону, пару раз тяжело вздохнув продолжил, — одно знаю — в плену он не был и против своих в жизни бы не пошёл. В начале к нему местные относились плохо, и говорить нечего. Но время расставило всё на свои места. Он там твёрдо обосновался, а Гульнара за это время успела родить троих детей.

— Зачем же тогда он вернулся в Россию? — торопил рассказчика Пётр.

— Болезнь Гульнары, опухоль. Случай был тяжёлый, если и были шансы, то только в России. Вот они и приехали.

В этот момент я заметил, что у Валентины Александровны, потекла слеза. Она медленно прокладывала себе дорогу оставляя след на скопище мелких морщин в конце концов тяжело обрушилась на стол.

— Ну, а дальше серия трагических событий, — Фанис Рафаэлович, тоже заметил слезу и начал торопить рассказ, — после полугода мучений Гульнару так и не удалось спасти.

Одного из пацанов, Бахтияра, ему было 6 лет, Игорь оставил там, с роднёй. Двоих же, четырёхлетнего Арсена, и трёхлетнего Дамира, он забрал с собой.

А пока здесь был с Гульнарой, — Фанис Рафаэлович сделал паузу и тяжело сглотнул, — пришло известие, что Бахтияр подорвался на старой мине. Оторвало ногу. Спасти не смогли. Как раз после этого известия у Гульнары началось обострение и буквально за пару недель её не стало.

Игорь не находил себе места, оно и понятно. Такое пережить… В конце концов начал безбожно пить.

Длилось это около полугода. Дети в это время были с Валентиной, — рассказчик посмотрел на Валентину, и я только в этот момент заметил, что на её лице уже не было сухого места, — после этого он вроде начал отходить, брать в себя в руки, но случилось ещё одна трагедия, которая как раз стала причиной его помешательства.

Когда он уже практически встал на ноги, и начал забирать к себе пацанов, поехал как-то с ними на рыбалку. И в двадцати километрах от города практически лоб в лоб столкнулся с Камазом. Вина камазиста дальнобойщика — как потом стало ясно, тот просто уснул.

Удар пришёлся по той стороне, где находились Дамир и Арсен. В основном на Арсена, он в коем веке уговорил папку разрешить ему сесть спереди.

Дамир выкарабкался, сейчас живёт с Валентиной.

Досталось и Игорю. Он неделю был в коме. Врачи сказали, что скорее всего не выживет. Но он встал на ноги.

Однако душевно это событие его окончательно сломило. Память к нему редко возвращается, больнее всего, что даже в Дамира он редко признаёт за сына… Зато всё чаще ходит в образе Страдивари...

В этот момент открылась дверь в бытовку.

— Так, друзья мои, ну что, мы сегодня будем работать, вообще-то у нас сроки горят, — услышали мы бодрый и, ставший за последние тридцать минут родным, бас подполковника Игоря Александровича, — и не забывайте, мне ещё над новой скрипкой надо поработать…

****************************************************

Свинцовую тяжесть, которую они оставили после того, как уехали, ещё долго витала в воздухе и, казалось, её можно было коснуться рукой.

Нет, в бригаде мы больше не заговаривали на эту тему. Куда красноречивее за нас говорили глаза.

Хорошо помню этот потерянный, вопиющий взгляд Петра, он словно кричал: «Как такое возможно?!»